О всех созданиях - прекрасных и удивительных

Хэрриот Джеймс

Я встал.

– Отлично, отлично. Рецепт я захвачу с собой и составлю мазь. Вечером она будет готова, и, на вашем месте, я бы начал лечение без проволочек.

В следующий раз я увидел мистера Пикерсгилла примерно через месяц. Он величественно катил на велосипеде через рыночную площадь, но заметил меня и спешился.

– А, мистер Хэрриот!
– сказал он, слегка отдуваясь.
– Рад, что мы встретились. Я все собирался заехать к вам и сказать, что хлопьев в молоке больше нет. Как начали мы втирать мазь,

так они и пошли на убыль, а потом и вовсе пропали.

– Прекрасно! А ваш радикулит?

– Вот уж тут вы маху не дали, молодой человек, доложу я вам, что спасибо, то спасибо! С того дня я ни разу не доил, так спина даже поднывать перестала.
– Он ласково улыбнулся мне.
– Для нее-то вы мне дельный совет дали, но чтоб вылечить мастику эту, пришлось-таки нам к старому профессору Маллесону вернуться, а? Следующая моя беседа с мистером Пикерсгиллом произошла по телефону.

– Я по автоклаву говорю, - сообщил он придушенно.

– По авто...

– Ну, да. В деревне из будки. По телефону-автоклаву.

– А, да-да, сказал я.
– Так чем могу быть полезен?

– Вы бы сейчас не приехали? А то тут у одного моего теленка сальный нос объявился.

– Простите?

– Сальный нос. У теленка.

– Сальный нос?

– Во-во! Тут давеча утром по радио как раз про него толковали.

– А-а! Да-да, понимаю. (Я тоже успел послушать эту часть передачи для фермеров - лекцию о сальмонеллезе у телят.) Но почему вы полагаете, что у него именно эта болезнь?

– Так прямо же, как объясняли: у него кровь идет из андуса.

– Из... А, да-да, конечно. Поглядеть его следует. Я скоро буду.

Теленку бесспорно было очень плохо, и кровь из заднего прохода у него действительно шла. Но не как при сальмонеллезе.*

– Поноса у него нет, мистер Пикерсгилл, вы сами видите. Наоборот, впечатление такое, что у него трудно с проходимостью. Кровь же почти чистая. И температура не очень высокая.

В голосе фермера прозвучало явное разочарование:

– Черт, а я-то думал, что у него все точь-в-точь, как объясняли. Сказали еще, что следует пробы посылать в лабрадор.

– А...э?

– В следовательский лабрадор. Да вы же знаете!

– Да-да, совершенно верно. Но, думаю, анализы тут ничего не дадут.

– Ну, а что же у него тогда? С андусом непорядок?

– Нет, нет, - ответил я.
– Но где-то кишечник у него закупорился, и это вызывает кровотечение.
– Я поглядел на понурого, горбящего спину теленка. Он весь был сосредоточен на неприятных внутренних ощущениях и время от времени напрягался и слегка кряхтел.

Конечно, конечно, мне следовало бы сразу понять в чем дело, ведь картина была на редкость четкой. Но, вероятно, у каждого из нас есть свои слепые пятна, не дающие различить то, что прямо в глаза бросается, и несколько дней я, как

в тумане, пичкал бедняжку то тем, то этим - даже вспоминать не хочется.

Но мне повезло. Он выздоровел вопреки моему лечению. И только когда мистер Пикерсгилл показал мне комочек некротизированной ткани, вышедшей с экскрементами, я, наконец, понял.

И пристыженно повернулся к фермеру.

– Это обрывок омертвевшей кишки, которая сама в себя втянулась. Инвагинация. Обычно она приводит к гибели животного, но, к счастью, ваш теленок избавился от препятствия естественным путем и терерь должен совсем поправиться.

– Но как вы сказали? Что у него было-то?

– Инвагинация.

Губы мистера Пикерсгилла зашевелились, и я ожидал, что

* Инфекционные болезни молодняка сельскохозяйственных животных, вызываемые различными видами бактерий сальмонелл. Болезнь проявляется лихорадкой, расстройством деятельности кишечника и воспалением легких. Для лечения применяют антибиотики и сульфаниламидные препараты; для профилактики проводят вакцинацию живой или инактивированной вакциной.- Здесь и далее примечания редактора. он вот-вот повторит новое словечко. Но попытка, по-видимому, не удалась.

– А!
– сказал он только.- Вот, значит, что у него было!

– Да, но в чем заключалась причина, определить трудно.

Фермер презрительноф фыркнул.

– Хотите об заклад побиться, я вам скажу! Я с самого начала, доложу вам, говорил, что расти он будет слабеньким. У него из пупка кровь шла, потому что родился-то он в проценте! Но мистер Пикерсгилл со мной еще не кончил. Не прошло и недели, как я вновь услышал в трубке его голос:

– Поскорее приезжайте! У меня тут свинья безик устроила.

– Безик?
– Я даже замигал, отгоняя от себя видение двух хрюшек, затеявших перекинуться в картишки.
– Боюсь, я не совсем...

– Я ей микстуру от глистов дал, а она запрыгала и ну на спине валяться. Говорю же вам, самый настоящий безик.

– А... да-да, я... да-да. Сейчас приеду.

Когда я приехал, свинья немного угомонилась, но все еще страдала от боли: ложилась, вскакивала, кружила по закутку. Я ввел ей гран гидрохлорида морфия и через несколько минут движения ее замедлились, а затем она улеглась на солому и уснула.

– По-видимому, все обойдется, - сказал я.
– Но какую микстуру вы ей дали?

Мистер Пикерсгилл неохотно протянул мне бутылку.

– Тут один заезжал - продавал их. Сказал, что любых глистов изничтожит, какие только есть.

– Вот и вашу свинью тоже чуть не изничтожило, верно?
– заметил я, нюхая жидкость.
– И неудивительно. Судя по запаху, это же почти чистый скипидар.

– Скипидар? Ох, черт, только-то? А он-то божился, что средство самое новейшее. И деньги с меня содрал кардинальные.