О всех созданиях - прекрасных и удивительных
Шрифт:
Тристан словно не расслышал.
– Жуткая вещь эти трубы, Джим!– Он уставился на меня измученными глазами.– Полны грязищи и воняет в них кошачьей мочой!
– Знаю, знаю!– Я положил его руку под одеяло, а одеяло натянул ему на плечи.– Утром все будет хорошо!
Я погасил свет и на цыпочках вышел. Притворяя за собой дверь, я еще слышал дробь, которую выбивали его зубы.
Несомненно, он не просто замерз, но был еще в шоке. И неудивительно! Бедняжка беззаботным привидением шел себе через дорогу, и вдруг визг тормозов, слепящий свет и почти настигший его
Утром за завтраком Тристан являл собой грустное зрелище. Он был бледен как полотно, почти ничего не ел и время от времени содрогался от мучительного кашля.
Зигфрид посмотрел на него с легкой усмешкой.
– А я знаю, что тебя довело до такого состояния! Я знаю, почему ты сидишь тут живым трупом, выкашливая легкие!
Тристан замер и по его лицу пробежала судорога.
– Знаешь?
– Да. Мне противно повторять "я же тебе говорил!", но ведь я, правда, не раз тебя предупреждал, разве не так? Всему причиной твои омерзтельные сигареты!
Курить Тристан не бросил, но рейнесское привидение больше никому не являлось и по сей день остается неразгаданной тайной.
16
Несомненно, работа для Гранвилла Беннета. Мне правилось оперировать мелких животных, и я мало-помалу набил в этом руку, однако этот случай меня напугал. Двенадцатилетняя сука спаниель с запущенным гнойным метритом: гной капает на стол, температура сорок, одышка, дрожь, а в прижатом к ее груди стетоскопе слышатся классические шумы сердечной недостаточности. Только больного сердца тут не хватало!
– Много пьет?– спросил я.
Старушка миссис Баркер испуганно закручивала веревочные ручки своей сумки.
– Очень. Так от миски с водой и не отходит. А есть - ничего не ест. Вот уже четвертый день ни кусочка не проглотила.
– Право, не знаю, что вам и сказать.– Я сунул стетоскоп в карман. Вам следовало бы давно ее сюда привести. Она ведь больна никак не меньше месяца!
– Да не больна она была. Так, недомогала немножко. А я думала, пока она ест, то и беспокоиться нечего.
Я помолчал. Мне очень не хотелось расстраивать старушку, но скрывать от нее правду было нельзя.
– Боюсь, положение довольно серьезно, миссис Баркер. Процесс развивался долго. Видите ли, у нее в матке идет гнойное воспаление. Очень тяжелое. И вылечить ее может только операция.
– Ну, так вы сделаете, что нужно?– Губы миссис Баркер дрожали.
Я обошел стол и положил руку ей на плечо.
– Я бы с удовольствием, но тут есть трудности. Ей ведь двенадцать лет, и общее состояние у нее тяжелое. Риск очень велик. Я предпочел бы отвезти ее в ветеринарную клинику в Хартингтоне, чтобы оперировал ее мистер Беннет.
– Ну и хорошо!– Старушка радостно закивала.- И все равно, сколько бы это ни стоило.
– Об этом не беспокойтесь.– Я проводил ее по коридору до входной двери.– А она пусть остается у меня. Не тревожьтесь, я за ней присмотрю. Да, кстати, как ее зовут?
– Дина, - пробормотала миссис Баркер, оглядываясь и щурясь в полумрак коридора.
Я простился с ней и пошел к телефону. Тридцать лет назад деревенские ветеринары в подобных экстренных случаях предпочитали обращаться
– Алло, мистер Беннет?
– Он самый.– Голос басистый, дружеский, щедрый.
– Говорит Хэрриот. Партнер Фарнона. Из Дарроуби.
– Как же, как же! Наслышан о вас, малыш. И весьма.
– О... э... спасибо. Видите ли, у меня случай... довольно сложный. Так не могли бы вы?..
– С превеликим удовольствием, малыш. А что такое?
– Запущенный гнойный метрит...
– Какая прелесть!
– Суке двенадцать лет...
– Превосходно...
– Заражение просто страшное...
– Лучше ничего и быть не может!
– И такого скверного сердца мне давно прослушивать не доводилось.
– Расчудесно! Так когда вас ждать?
– Сегодня вечером, если вам удобно. Часов в восемь.
– Более, чем удобно, малыш. Так до скорого.
Хартингтон был довольно большим городом с населением тысяч около двухсот, но на центральных улицах движения уже почти не было, и лишь редкие машины проносились мимо магазинных витрин. Может быть, все-таки я не напрасно проехал эти двадцать пять миль? А вытянувшейся на заднем сиденьи Дине любой исход, казалось, был безразличен. Я покосился через плечо на бессильно свесившуюся голову, на поседелую морду, на бельма, матово поблескивающие в свете приборной доски на обоих глазах. Какой у нее дряхлый вид! Нет, наверное, я только зря трачу время, уповая на этого мага и кудесника.
Да, бесспорно, на севере Англии Гранвилл Беннет успел стать легендарной фигурой. В дни, когда в нашей профессии специализация была неслыханной редкостью, он посвятил себя работе только с мелкими животными, никогда не занимался ни лошадьми, ни коровами, а свою клинику поставил на самую современную ногу, елико возможно во всем следуя правилам, принятым для больниц и клиник, где лечат людей. А ведь в те дни среди ветеринаров было модно фыркать на собак и кошек. Старые зубры, чья жизнь прошла среди бесчисленного множества рабочих лошадей в городах и на фермах, насмешливо цедили: "Да где мне взять время на этих тварей?" Беннет же упрямо двинулся против течения.
До сих пор мне не доводилось с ним встречаться, но я знал, что он еще совсем молод, лет тридцати с небольшим. Чего только я не наслышался и о его врачебном искусстве, и о деловом чутье, и о пристрастии к радостям жизни! Короче говоря, он слыл убежденным последователем идеи, что и работать, и жить следует во всю меру своих возможностей.
Ветеринарная клиника помещалась в длинном одноэтажном здании в конце деловой улицы. Я въехал во двор, вылез и постучал в угловую дверь, не без благоговения оглядываясь на сверкающий "бентли", возле которого робко жался мой маленький видавший виды "остин". Но тут дверь открылась. Передо мной стояла хорошенькая регистраторша.