О Вячеславе МенжинскомВоспоминания, очерки, статьи

Смирнов Михаил Александрович

Сразу же бросились в глаза дата и заголовок письма — «22.8. НС от объединения „Национального центра“, „Союза освобождения“ и „Совета общественных деятелей“». Перевернув страницу, Менжинский прочел: «Передайте Колчаку через Стокгольм: Москвин прибыл в Москву с первой партией груза, остальных нет. Без денег работать трудно. Оружие и патроны дороги. Политические группы, кроме части меньшевиков и почти всех эсеров, работают в полном согласии. Часть эсеров с нами. Живем в страшной тревоге, начались бои у Деникина, опасаемся его слабости и повторения истории с Колчаком…Настроение

у населения в Москве вполне благоприятное… Ваши лозунги должны быть: „Долой гражданскую войну“, „Долой коммунистов“, „Свободная торговля и частная собственность“. О Советах умалчивайте… В Петрограде наши гнезда разорены, связь потеряна».

— Выходит, что «Национальный центр» — это блок всех партий, от монархистов до меньшевиков и эсеров, — сказал Менжинский, возвращая письмо.

— Да, именно так. Заговорщики надеются «возродить» Россию политически и экономически на основе восстановления частной собственности. Такова программа. А средство — вооруженное восстание силами военно-технической организации,

— Мятеж, значит?

— Вот именно. «Штаб добровольческой армии Московского района» готовит вооруженное выступление в тылу, занимается шпионажем и переправляет шпионские сводки к Деникину и Юденичу.

— Значит, главная ставка на подход Деникина к Москве и помощь ему отсюда?

— Деникин до Москвы не дойдет. А что касается этого штаба, то пролетарский кулак, — сжав пальцы, сказал Дзержинский, — раздавит его прежде, чем он успеет что-либо сделать. Крашенинников свои письма адресовал не только Щепкину, но и некоему Алферову, который, оказывается, входит в состав штаба мятежников. Мы пока его не берем. Надо установить связи и брать всех сразу.

— А что о штабе показывает Щепкин?

— Еще на что-то надеется. Это и заставляет нас торопиться. Этот кадетский домовладелец, продажный слуга английского банка, всячески открещивается от участия в военном заговоре и отрицает его существование. Три дня назад, 12 сентября, Щепкин показал, — Дзержинский взял из той же папки новый документ и прочитал: — «Из найденных у меня депеш я намерен был исключить все, что касается вопроса о возможности устройства вооруженного восстания».

— Это похоже на то, что на воре шапка горит, — сказал Менжинский.

— В том-то и опасность. Щепкин очень скуп в показаниях на имена и факты. Описывал лишь историю руководимой им политической организации. А все то, что касается военной организации, категорически отрицал. Но в депешах, о которых он говорил и которые были переписаны его рукой, находятся прямые указания на военно-подготовительную работу, скупку оружия, подготовку захвата радиостанции, даже намечался срок восстания— 21–22 сентября. Есть и другие указания на подготовку мятежа: подозрительные сборища у Алферова и Миллера, кстати сказать, обласканного Троцким-Бронштейном.

Дзержинский извлек из папки и подал Менжинскому еще две бумаги:

— Это заявления одной учительницы и военного врача, вовлеченного в организацию. У меня к вам, Вячеслав Рудольфович, просьба: вместе с начальником оперативного

отдела Артузовым заняться делом штаба добровольческой армии и разработать план операции. Вначале нужно снять «головку», а затем и всю организацию. Времени у нас мало. Если восстание намечается на двадцать первое, то операцию надо провести до двадцатого числа.

— Ну что же, будем работать. Как говорится, назвался груздем, полезай в кузов, — отозвался Менжинский.

Висевшие на стене часы пробили девять.

— Артузов уже должен вернуться, — глянув на часы, сказал Дзержинский, — сейчас его пригласим и узнаем, что нового.

Вызвав секретаря, Дзержинский спросил об Артузове.

— Приехал, Феликс Эдмундович. Ждет.

— Зовите.

В кабинет вошел начальник оперативного отдела Артур Христианович Артузов, энергичный молодой человек. Ему тогда не было и 29 лет. Он имел высшее образование по специальности инженера-металлурга. Дзержинский представил ему Вячеслава Рудольфовича.

Познакомившись, сразу же приступили к делу.

Дзержинский попросил доложить, что нового в показаниях арестованных о штабе добровольческой армии.

Артузов доложил:

— Показания Щепкина вам, Феликс Эдмундович, известны. Мартынов на допросах излагает лишь историю своего первого ареста и освобождения из тюрьмы. Не отрицает связи со Щепкиным. Подтверждает, что имел поручение от Щепкина отвезти письмо в разведывательное отделение штаба Деникина. Из членов штаба, кроме Соколова, арестованного летом, и Стогова, бежавшего из тюрьмы, никого не называет. Самое интересное в его показаниях то, что накануне ареста Щепкина он встретился у него с каким-то человеком среднего роста, на вид лет тридцати пяти, приехавшим из Сибири. Блондин с небольшой рыжеватой бородкой, одет в кожаную куртку.

— Вероятно, это и есть тот Василий Васильевич, курьер от Колчака, который привез миллион Щепкину, — сказал Дзержинский. — А что вам, товарищ Артузов, удалось узнать о Миллере?

— Миллер — начальник окружной школы артиллерии, — докладывал Артур Христианович, — на хорошем счету в Реввоенсовете, ему даже поручают чтение лекций у кремлевских курсантов. Живет на даче в Кунцево. Обращался к Троцкому с просьбой выделить ему мотоцикл.

— А в главном управлении военно-учебных заведений, — вставил Дзержинский, — просил дать ему скорострельные пушки.

— Что известно о Сучковых? — спросил Менжинский.

— Сучковы? Братья Сучковы служат в школе маскировки, — сообщил Артузов. — Николай Сучков женат на сестре Миллера. Но связь тут не только родственная, Сучковы в последнее время усиленно ищут, где бы купить типографию.

— А в школе маскировки есть типография? — спросил Дзержинский.

— Как будто есть.

Уточнив еще некоторые детали, Дзержинский поручил Менжинскому и Артузову разработать подробный план изучения военно-заговорщической организации. В частности, было решено договориться со Склянским от его имени направить мотоциклиста к Миллеру и установить наблюдение за особняком Сучковых в имении Солдатенкова.