О, юность моя!

Сельвинский Илья Львович

— В чем дело?

— Скажи откровенно: если б тебе дали миллион, ты продолжал бы оставаться коммунистом?

Гринбах молчал.

— Володя! сказал Леська. — Это вопрос бестакт­ный Самсон имеет право на него не отвечать.

— Но я ведь знаю, что он мне завидует! — горячо воскликнул Володя. — Завидует, несмотря на то, что у него такой замечательный отец! Завидует, хотя у меня другой отец, гораздо менее замечательный. Но потому-то он мне и завидует, что у меня такой незамечательный отец!

—

Ну-ну, ты уж зарапортовался! — сказал Леська.

— Нисколечко! Я знаю, что говорю. Ответь на мой вопрос, Самсон. Честно ответь, если мы с тобой действи­тельно лучшие друзья!

— Во-лоо-дя... — почти страдальчески протянул Леська.

— Брось, Елисей, — отозвался Гринбах, побледнев.— Он вправе задать мне этот вопрос, и я обязан на него ответить. Да, Володя, если ты из твоих пятнадцати мил­лионов дашь мне миллион, я пойду к тебе в секретари и стану служить твоему капиталу верой и правдой.

— Сима! — в ужасе воскликнул Леська. — Неправда! Ты так не сделаешь!

— Но что это меняет? — с каменным спокойствием продолжал Гринбах, точно и не слыша Леськиных при­читаний. — Можешь ли ты дать каждому коммунисту по миллиону? А так как коммунисты рождаются из проле­тариата, то сможешь ли ты дать по миллиону каждому пролетарию? Не сможешь? Значит, купив Самсона Гринбаха, ты выиграл только одного Самсона Гринбаха. Что же изменилось? Революция остается революцией.

— Черт знает этого Гринбаха, — с облегчением ска­зал Леська. — Умен так, что даже страшно.

— А что тут удивительного? — смущенно отозвался Володя. — Помнишь, как у Достоевского сказано о рус­ском гимназисте: дайте ему карту звездного неба, он найдет в ней ошибку.

7

В море показалась яхта: она тянула за собой ша­ланду, которая везла мамайский камень к пепелищу Бредихиных. В то же время сравнительно невдалеке из красного тумана прояснилась трехмачтовая шхуна. Ее сразу узнали:

— «Владимир Святой», — сказал Гринбах.

— Дядя приехал!

— Леонид? — спросил Володя.

— Зачем Леонид? Леонид — мой брат. Он учится на медицинском в Одессе. А это Андрон. Дядя мой. Он ходит в шкиперах у твоего отца.

— Ничего не знает! — захохотал Гринбах. — Вот это хозяин! Возьми меня в секретари, говорю тебе...

Все засмеялись. Огромная проблема эпохи на этот раз прошла стороной, как тайфун проходит мимо баржи, ныряющей боками и носом в Великом океане. Гимнази­сты опять стали гимназистами.

* * *

Шхуна, еще дымящаяся от тумана, пошла к пристани «Российского общества пароходства и торговли». Мат­росы выбросили на правый борт кранцы, боцман кинул канат, портовой Груббе и Леська закрепили его на кнех­те, и вот по спущенному трапу сошел Андрон Бредихин. Он, конечно, сразу заметил Володю, но, сделав вид, будто не

видит его, широко раскрыл объятия и с добро­душной грубоватостью схватил Леську в охапку. Володя глядел на него с восхищением: Андрон весь дышал обая­нием русского богатырства. И вообще — лицо его было таким русским, что в Евпатории, наполненной караи­мами, татарами и греками, оно казалось иностранным до экзотики.

— Ну, как дома? Что старики?

— Старики ничего. А дома у нас нет.

— Как нет?

— Сгорел дом. Дотла.

— Где же вы живете?

— В бане.

— Вот это здорово!

— На верхней полке сплю я, на нижней бабушка, а дед на полу. Ему наверху душно.

— А я где буду?

— Найдем.

Все засмеялись. Тут только Андрон «заметил» Шо­карева.

— А-а, Володя, и ты гут? Здорово, Самсон!

Он протянул мальчикам руку. Володе почудилось, будто он пожал пятилапое копыто доисторического ящера.

— Ну да ладно. Будем с тобой пока что жить на ко­рабле, — сказал Андрон Леське. — Потом вдруг: — От­чего же ты ничего не спросишь о Леньке?

— Да, да. Ну, как он там?

— Этот мещанский парень ничего знать не хочет об революции. Учится, учится, зубрит — аж дым из ноздрей. Все кости наизусть знает.

— Жениться не думает?

— Жениться? Пусть только попробует.

— Зачем ты так?

— А как же? Он женится, а кормить жену буду я? Нема сала, кошка съела.

Андрон не получил образования, если не считать двухклассной церковноприходской школы, где все науки преподавал поп. Но племянников он хотел видеть счаст­ливее себя. Студент и гимназист учились на его деньги, обходилось это недешево, особенно университет в чужом городе. Андрон из-за этого не женился. Поэтому очень переживал опасность женитьбы Леонида.

Не заботясь о шхуне и не отдавая никаких приказа­ний, точно все должно быть и будет сделано как по таб­лице умножения, шкипер пошел вдоль пристани в город. По дороге Леська рассказал ему о мамайском камне, который подарил им Иван Семеныч.

— А как с доставкой? — спросил Андрон, даже и не покосившись на Володю.

— Возим каждый день на яхте и шаланде.

Андрон засмеялся.

— Чепуха какая! Да ведь пока вы его доставите на своих пузырях, вся зима пройдет.

— Не пройдет.

— А шторма? Ноябрь не конфетка. Еще утонете с вашей яхтой.

— А что же делать с камнями?

— Да придется подвезти на шхуне. Тут кстати и матросы мои помогут. Поставлю кварту да соленой барабули — в один рейс обернемся.

— Странно! — шепнул Володя Самсону. — Распоря­жается шхуной, как своей собственностью. Даже и не подумал спросить позволения у отца.

Гринбах сочувственно пожал плечами. Его тоже по­коробила такая бесцеремонность, но шкипер ему очень нравился, и он не хотел его критиковать.