О завтрашнем дне не беспокойтесь
Шрифт:
…У Петровича произошел спазм периферических сосудов, и наступила рефлекторная остановка дыхания, но умереть ему Урсула не дала. После прямого массажа сердца она внутривенно ввела ему концентрированный раствор белка и хлорид калия. Электроника, которой он был напичкан, потеряла контакт с нервными окончаниями, и он утратил способность улавливать ультразвук, инфракрасный свет, рентгеновские и радиоволны. Что это для него означало? Да ничего особенного. Просто Петрович уже не мог видеть в темноте, проходить сквозь стены, и напрямую соединять свой мозг с резервным персональным компьютером, имплантированным в ягодицы.
Придя в себя и почувствовав себя человеком, Петрович немедленно захотел искупаться в море.
– Темно ведь уже. Вдруг утонешь?– пыталась остановить его Урсула.
– Не могу! Металл-оксидную чешую надо
– Пусть идет. Только посвети ему фонарем,– попросил Деметрис Урсулу, не зная, следует ему радоваться или огорчаться по поводу произошедшей с Петровичем метаморфозы.
В своей жизни ему уже однажды пришлось столкнуться с одним киборгом. Это был Алхан – вождь союза племен джурджени, которые появились в Прибайкалье вскоре после того, как Павлов отправился в кругосветную экспедицию. Он был в курсе того, что Алхана создала Цинь Ши Хуан в секретной лаборатории на полуострове Давос, превратив его из мальчугана, больного полиомиелитом, в могучего и бесстрашного воина. Силища у него была такова, что он мог запросто поднять лошадь вместе с седоком, бежать весь день без устали и уложить одним ударом своей палицы семерых противников. Илинойцы Алхана смертельно боялись и даже приписывали ему колдовские способности и магические знания.
Деметрис сокрушил этого монстра в два счета: вызвал на поединок и заставил сражаться со своей голограммой. При этом он сидел под кустом и наблюдал за битвой между новым Ахиллесом и новым Гектором из бинокля. Несколько раз Алхан своей огромной палицей вколачивал голограмму Деметриса в землю, пока не догадался, что имеет дело не со смертным мужем, а с могущественным призраком. Тогда он встал перед голограммой на колени и слезно молил "божественного Деметриса Паулюса" сохранить ему жизнь. Убивать Алхана или выставлять его на всеобщее посмешище он не захотел и предложил заключить между ними, их сыновьями и сыновьями их сыновей вечный мир,– после чего джурджени сняли с Тхэбая осаду и возвратились в Альхон.
…Искупавшись, Петрович захотел есть. Урсула проводила его на летнюю веранду и предложила корзину свежих фруктов. Насытившись смоквами, дынями, абрикосами и маракуйей, Петрович заснул в большом плетеном кресле, больше напоминавшем своего рода гамак. Он проспал всю ночь и половину следующего дня.
Деметрис почивал примерно столько же, но уже под воздействием препарата "Тысяча и одна ночь".
За обедом они снова встретились и разговорились на тему о двойниках. Деметрису было интересно знать, доводилось ли Петровичу сталкиваться со своим вторым "Я"?
Тут к месту следует сказать, что после вчерашнего происшествия внешне Петрович совсем не изменился, разве что глаза оживились и движения стали более раскрепощенными. Урсула считала, что ему следовало бы еще денек-другой отдохнуть, адаптироваться к новому восприятию мира и к переходу на "биологическое топливо", то есть человеческий способ восстановления и накопления энергии. Тот не возражал и утверждал, что будто заново родился.
Но вернемся к разговору, который произошел у них за обедом в присутствии Урсулы. Петрович признался, что несколько раз навещал своего двойника, отложенного во времени, и своих родителей. При этом он гримировался под Константина Макаровича Жукова – мифического фронтового друга своего покойного деда, якобы, приехавшего в Москву по делам или провести отпуск. Биографию деда – героя гражданской войны, награжденного Орденом Боевого Красного Знамени, он знал хорошо, поэтому разоблачение ему не грозило. С документами (паспорт и партбилет) у него тоже было все в порядке. В представлении своего двойника и своих родителей он являлся ответственным работником советского торгпредства в Великобритании. Визиты в прошедшие дни своей жизни Петрович прекратил после того, как прибыв в 1940-й год, выяснил, что его двойник прошлым летом утонул, купаясь в Черном море. Его мать в том же году скоропостижно скончалась от инфаркта, а отец, погоревал-погоревал, да и женился на женщине, которая была на десять лет его моложе.
Выслушав Петровича, Деметрис задал ему вопрос, который заинтересовал его еще со школьных лет, когда он стал что-то знать об истории:
– Скажи, Петрович, если бы ты, путешествуя по тридцатым годам двадцатого столетия, нечаянно или намеренно, ликвидировал Гитлера и Сталина, началась ли бы вторая мировая война?
Петрович– Ты, наверное, имеешь в виду "эффект бабочки" г-на Брэдбери? Так, вот, я тебя разочарую. Для того чтобы дождаться какого-либо эффекта от своих действий или, напротив, бездействия, хронопутешественник должен остаться во времени, которое он посетил, навсегда. Если же, совершив какое-то действие, хронопутешественник вернулся в свое время, то есть в точку старта, то он ни в каких анналах не прочтет о том, что Иосиф Сталин и Адольф Гитлер погибли от рук какого-то сумасшедшего террориста или ракеты, выпущенной из неопознанного летающего объекта. Ответственно заявляю…
– Почему так?!– удивился Деметрис.
Петрович ненадолго задумался и ответил так, как это понимал:– Наверное, потому, что в философском смысле, время – это абсолютное небытие. Бытием оно становится лишь относительно каких-то конкретных событий, каждое из которых по– своему уникально. В ход исторических событий, используя машину времени, можно вмешаться, но повернуть время вспять нельзя. То, что прошло, уже не существует, а то, что будет, того еще нет. Ты, пойми, путешествие на машине времени, это – тоже ведь событие, которое имеет начало и конец. Промежуток между стартом и возвращением машины времени в исходную точку равен одному квантону, но это – один и тот, же квантон, как мера пространства-времени и резонатор причин и следствий. Если же хронопутешественник останется в том же времени, где "наследил", то по отношению к нему его собственное время жизни и время жизни вселенной будет проявляться через другой квантон. Вселенная, в смысле абсолютного бытия, понимаешь ли, одна, но в ней посредством каждого квантона в отдельности и всех их вместе реализуется бесчисленное количество всех возможных событий и вариантов.
– Ну и дела! Не вселенная, а калейдоскоп, какой то! Не то, что день на день не похож!!!– воскликнула присутствовавшая при их разговоре Урсула.
Деметрису в этот момент пришла в голову мысль о том, что сновидения, в которых невероятным образом запутываются события прошлого, настоящего и будущего, также могут иметь непосредственное отношение к времени, как текучему образу вечности. Он задал этот вопрос Петровичу и получил от него подтверждение, дескать, он прав, в том смысле, что человеческий мозг, как аналог квантового компьютера, настроен на очень широкий диапазон восприятия времени. Все, что человек видит во сне, это – прообразы упущенных возможностей или различные варианты развития событий, в которых ему когда-нибудь предстоит участвовать.
– Когда-то в детстве я совершала во сне удивительные путешествия среди иных пространств и миров, прозревала великие истины, сочиняла музыку и писала стихи. А теперь я почти не сплю,– сказала Урсула, словно о чем-то сожалея или на что-то жалуясь.
– Это у тебя от одиночества и затворничества, которое ты выбрала сама,– с сочувствием заметил Деметрис.
– А я вчера заснул, наверное, впервые, за последние триста лет. За это время мое подсознание накопило столько информации, что она ворвалась в мое сознание, как поток воды через разрушенную плотину. Я практически ничего не запомнил. Хотя, нет, кое-что я запомнил,– сказал Петрович и поинтересовался у Урсулы, как она смотрит на то, чтобы поработать сегодня ударными темпами: закольцевать контуры батискафа на трансформатор машины времени и произвести "пробные погружения" во вчерашний и в завтрашний день.
– Зачем такая спешка?– возразила Урсула.
– Боюсь, что сегодня-завтра к нам пожалуют гости, которых мы не ждем, и против которых мы безоружны,– честно признался Петрович.
Деметрис и Урсула сразу догадались, про каких гостей намекает Петрович, и, молча, обменялись укоризненными взглядами.
– Немедленно приступайте к работе. Может, все обойдется,– напутствовал их Деметрис.
В тот день, слава Богу, их никто не посетил. Ночью же Павлову приснился странный сон, в котором он увидел трех Петровичей и трех Урсул, которые сидя за столом на летней веранде, о чем-то горячо спорили. Он понимал, что такого не может быть, хотя в перископе вечности каждый из нас, объективно, фокусируется, как человек вчерашнего, сегодняшнего и завтрашнего дня.