Оазис Джудекка
Шрифт:
Ему освободили проход, и он поплелся к своей машине, чувствуя за спиной незримую тень Дез. Распростертые крылья ангела-хранителя? Черта с два! В тот момент он готов был убить ее, если бы знал, как это сделать.
Но мыслишка осталась, засела где-то очень глубоко. Лоуна она приводила в содрогание, ибо означала нечто большее, чем самое тяжкое преступление и все черные несмываемые грехи, вместе взятые. Он замахивался на жизнь, которая ему не принадлежала, посягал на порядок, благодаря которому еще кое-как удерживал себя в состоянии шаткого равновесия. Вопрос в том, хочет ли он, чтобы все оставалось по-прежнему. Почему бы напоследок не хлопнуть дверью и не превратиться в первую раковую
Он успел подумать об этом, прежде чем Дезире отставила бокал и посмотрела на него так, словно они не виделись пять минут. Время не имело для нее никакого значения.
– Есть исключительный вариант, – сообщила Дез без малейшего самодовольства. – Все как в бульварном романе; тебе должно понравиться. Представь себе уединенное и довольно суровое местечко. Замок принадлежит двум сестрам. Они близнецы и бисексуалки. По слухам, также спят вместе. Развлекаются обычно в городе, но радиационный сезон предпочитают пересидеть в гнездышке. Добавь сюда неразборчивость в знакомствах, наркотики, всевозможные комбинации – и получишь, что называется, опасные связи. К тому же одна из сестричек сумасшедшая. Никто, даже семейный врач, точно не знает, какая именно. Они обожают мистификации и удачно пользуются своим абсолютным сходством. Я расспросила бывшего священника, отлученного от церкви, которого сестры ввели в искушение. Он признает, что да, был грешок. Говорит, это дочери дьявола, и папочка по-прежнему любит обеих. Бедняга беспробудно пьет, но кое-что помнит и всерьез считает, что еще дешево отделался. По его словам, у сестер идентичны даже родинки в интимных местах. В общем, скучно не будет, это я тебе обещаю. Род старинный и обедневший, однако на веселую жизнь хватает. Гарды – шуты гороховые. Парочка недоношенных лилипутов. Пытались меня разыграть…
– Ну и как? – встрепенувшись, вставил Лоун. Ему никогда не надоедало наблюдать за маленькими победами Дез на любых фронтах.
Она только криво усмехнулась и продолжала:
– Родители сестричек погибли при странных обстоятельствах. Подозревали ту, которая не в себе, то есть обеих, но ничего доказать не удалось. Поместье огромное. Поблизости находятся развалины кризисного монастыря. Замок тоже слишком велик и полузаброшен. Слуги не менялись уже лет двадцать. Они хорошо дрессированы и привычны ко всему. В замке полно средневекового барахла. Исключительная библиотека. Парк, лес и морское побережье прилагаются. Нас готовы принять по меньшей мере на все лето. Я уже оформила разрешение Департамента туризма и заплатила вперед. Надеюсь, ты не возражаешь?
Раньше он возразил бы просто из чувства противоречия, но сразу подавил подростковую реакцию. Ему и самому уже захотелось увидеть этот псевдоготический кошмар, а если повезет, то и принять в нем участие. Он подозревал, что они устраивают очередной эксперимент, уготовив ему незавидную роль белой мыши, – но разве вся жизнь не была цепочкой экспериментов или, вернее, «матрешками» вложенных друг в друга паскудных опытов, каждый из которых обнаруживал человеческую несостоятельность?
12
Непроницаемая тьма. Отличная звукоизоляция – снаружи не доносилось ни единого звука. И ничто не напоминало о Железном Бароне, кроме бесшумных колебаний тверди.
Ну, чем не могила? Казалось бы, самое время расслабиться, отдохнуть, забыться – и будь что будет. Однако именно сейчас, когда кровь из раны уже достигла паха и возникло отвратительное ощущение, что я обделался, жажда жизни обострилась
Но еще ничего не кончилось. Рано было валиться без сил и шептать слова благодарности. Передышку не получишь именно тогда, когда она нужна больше всего – если, конечно, не передумал жить. Аборигены запросто могли расстрелять «полынью» в упор. «Плева» не пропускала света и звуков, но это ни в коей мере не относилось к пулям.
Я еще пытался отползти в глубь норы, царапался обо что-то и громко стонал сквозь зубы. Куда угодно, лишь бы подальше от «полыньи», а там разберемся… Сирена помогала. Она тащила меня, хрипло дыша от натуги, и мне, задержавшемуся на грани реальности и бреда, вдруг почудилось, что я уже попал в лапы к гигантскому крысоиду. К той самой самке, чьего детеныша я недавно сожрал. И теперь она хочет рассчитаться. Всего лишь рассчитаться…
Мои полубредовые мысли снова перескочили на Сирену. Она ведь тоже была самкой, лишившейся детеныша. Его украли двуногие… Сирена – крысоид? Бр-р-р-р! В моей башке происходили жуткие метаморфозы образов. Наверное, я начал отбиваться, пытаясь вырваться из цепких рук (когтей?!). Тесно, ужасно тесно. Какой узкий гробик, усеянный обломками косточек и битым стеклом! И придвинулось чье-то лицо (морда!), полыхающее звериным духом…
Я чуть не раскроил себе череп об острые торчащие углы. Кто-то рядом рычал, стонал, шептал, визжал, уговаривал… Ослепший, я бился в конвульсиях ужаса, пока хохочущий кошмар заживо погребенных пожирал мой рассудок и высасывал из меня остаток сил. А потом пресс беспамятства опустился, и я был расплющен в ничтожно тонкий слой среди многовековых скоплений праха. Слой толщиной в одну жизнь, из которого…
13
Свет.
Откуда взялся этот тусклый луч?
Он напоминает мне пепел, просеянный сквозь мельчайшее сито темноты. Летящий вверх серый снег.
Опять снится? Холодная комната, с невидимого потолка которой сыплются ажурные крупинки. И тают на лице. Нет, это чужие пальцы. Мне кажется, что секунды, превратившиеся в пылинки, кружатся в потустороннем сиянии. Откуда оно взялось?
Ах да, фонарь…
Но разве я успел включить фонарь? Неужели я не разбил его во время припадка? И я не помню, держал ли я его вообще…
Сейчас он в руке у Сирены. Другая ее рука у меня на лбу. Тебе лучше держаться за пистолет, детка… При свете, падающем снизу, у нее жуткое лицо – получереп-полумаска, выделанная из белой кожи. Маска с темными морщинами… Что, я был без сознания так долго? Но это не морщины, а порезы. Кровь уже запеклась. Сколько же времени прошло? Более чем достаточно, чтобы распространился одуряющий запах свежатинки и крысоиды поняли, что обед подан. Самый обильный обед в их нелегкой жизни…
Я снова проваливаюсь в темноту. Предпочитаю не видеть, как меня обгладывают…
14
Потом я еще дважды приходил в себя. И уходил обратно. Это слово немедленно потянуло за собой другое: оборотень. Что он поделывал? Хорошо, если тоже пребывал в отключке. Лишь бы не задушил Сирену.
Наконец наступил более или менее длительный период просветления.
Я лежал, а Сирена тихо читала мне наизусть что-то очень старое. Она выговаривала фразы нараспев и ласково поглаживала меня по голове. Я погружался в сладостную дремоту под этот речитатив, и даже раны болели меньше.