Оазис
Шрифт:
А в себя я пришла уже от резкого порыва ветра, швырнувшего мне в лицо мои же волосы.
Несколько секунд понадобилось на то, чтобы осознать увиденное. Мы были на крыше, куда попали через узкий коридор, ведущий от лифта. Очевидно, крыша эта использовалась в качестве постоянного места отдыха и общения для местных обитателей. Повсюду стояли столики и шезлонги, разноцветные зонты от солнца и яркие качели. Посреди всего этого голубел бассейн, бьющий в небо высоким фонтаном, шумно обрушивающим свои струи в прозрачную воду.
Но всё это я разглядела уже потом. А первое, что бросилось в глаза и что занимало большую часть обзора – безбрежная синяя гладь, уходящая вдаль насколько хватало глаз и там, в облачной дымке, неуловимо сливающаяся с горизонтом.
– Яринка… – у меня пересохло во рту, я напрочь забыла всё, что занимало мой разум до этого, даже новое своё жуткое отражение в зеркале, – Яринка, это… это же…
– Море, – ответила подруга с такой гордостью, словно являлась создателем всего окружающего, – Это море.
Поскольку я застыла на месте, она снова взяла меня за руку и подвела к краю крыши, к металлическому бортику, украшенному искусственными цветами. Отсюда было видно здания, спускающиеся вниз, к песчаному берегу, растущие повсюду пальмы и петляющие между ними дорожки, по которым мы недавно поднимались. Я машинально попробовала отыскать среди одинаковых крыш ту, под которой провела последние дни, но с высоты они все выглядели одинаковыми. В лицо дул ровный влажный ветер, в нём снова улавливался запах солёных огурцов. Так вот, значит, чем это так пахнет. Морем.
– Так это мы… на побережье? – вспомнила я слово, употребляемое мамой.
– Не совсем, – осторожно поправила Яринка, – Пойдём-ка.
Продолжая держать мою руку, она повела меня вдоль края крыши. И отовсюду открывающаяся картина была одинаковой. Домики и пальмы внизу, песчаный берег за ними, а за берегом до горизонта – бескрайнее море.
В конце концов от этой синей бескрайности у меня закружилась голова, и я была вынуждена опуститься на ближайший шезлонг и прикрыть глаза.
– Поняла теперь, – хмуро спросила в наступившей темноте Яринка, – почему отсюда нельзя убежать?
– Это… остров? – слово далось мне с трудом, я никогда не могла представить, что буду употреблять его применительно к чему-то реальному, физическому, имеющему отношение ко мне. Острова всегда были где-то там, в кино и книгах, за Железным Занавесом в иных чудесных странах…
– Да. Искусственный остров в Чёрном море, – ровно отозвалась Яринка, – Оазис, весь как есть.
– Как мы сюда попали?
– Мы же на юг ехали, помнишь? На товарняке. Вот и приехали. Не прямо к морю, конечно, но недалеко. А потом нас сюда привезли Ирэн и Карл, когда купили. Сначала на машине, потом на катере.
Я приоткрыла один глаз, убедилась, что море никуда
– Как это – искусственный остров?
Яринка присела рядом со мной.
– Ну, тут мель была и сделали потом остров, я не знаю, как. Ирэн сказала, что искусственный и построено тут всё специально под этот Оазис. Чтобы люди приезжали отдыхать.
Я плохо понимала то, что она говорит. Как можно построить целый остров? Как я могу не помнить, что плыла по морю? Может ли всё это быть правдой? Но, терзаемая всеми этими непростыми вопросами, задать я смогла только один:
– Зачем?
А Яринка не была бы моей лучшей подругой, если бы не умела понять меня с полуслова.
– Я это тоже сразу у Ирэн спросила, как сюда попала. И ты спроси у неё, она лучше объяснит. Так-то она толковая тётка, я имею в виду, что честная. Не темнит. И рассказывает интересно.
Я была далека от того, чтобы восхищаться Ирэн, но допрашивать Яринку больше не стала. Всему своё время, информации и так слишком много для одного дня. Неожиданно мне захотелось убежать, спрятаться и от этой необъятной морской синевы, и от безжалостного, карабкающегося в зенит солнца. Сейчас, отсюда, моя маленькая палата в тени пальм, вдруг показалась спасительным убежищем.
– Пойдём обратно?
Кажется, Яринка огорчилась, что наша прогулка так быстро закончилась, но возражать не стала. Мы вернулись в лифт, где я снова закрыла глаза, чтобы не видеть своего отражения. Вышли на улицу. Извилистыми дорожками и лесенками вернулись в уже знакомый песчаный дворик. Ни пальмы, ни песок меня уже не радовали, тем более, что в голову закралось подозрение, что и это всё – искусственное. Ненастоящими казались даже ленивые павлины, попадающиеся на нашем пути тут и там.
В палате я сразу легла на кровать. Раны под повязками болели, голова кружилась, перед глазами поочерёдно вставала то синяя морская даль, то моё собственное обезображенное лицо. Слишком многое случилось за последние дни, и сейчас мне больше всего хотелось снова уснуть, уплыть по молочным рекам в спасительное неведение.
Яринка села рядом, глядя на меня с несчастным видом. Она наверняка ждала другой реакции, но я не нашла в себе силы даже для успокаивающей улыбки.
– Может, доктора позвать?
– Не надо, – я полежала, дожидаясь, когда бьющееся сердце немного успокоится. – Слушай, а на катере… мы долго ехали? Плыли?
– Не очень, – голос подруги зазвучал виновато. – Но скорость была большая. Самим отсюда до берега не доплыть, если ты об этом.
Я понимала, что не доплыть. Сверху, с крыши, ни в одном направлении не было видно земли, только вода, только море. А если бы и было видно, то ничего бы это не изменило – плаваю я плохо. Мелкая речушка неподалёку от Маслят, в которой мы иногда плескались, не смогла научить меня такому искусству.