Оазис

Проценко Дарья Александровна

Нет! Я уже не был так зациклен на своей свободе. Но в то же время хотел себе оставить пространство для маневров, а не решать свою судьбу в пустыне за первым барханом. Вот доберемся до Аэрты, там будет видно. Не буду загадывать. А я слишком неопытен, чтобы делать далеко идущие выводы. Может быть, принцесса просто играет в добрую и притворяется. Вполне в стиле дагайрских гадюк…

***

Лельмаалат осмелел. То и дело его взгляд буравил мою спину или упирался в лицо. Причем он его не отводил, когда мы встречались глазами. У меня возникало ощущение, что он меня прощупывает и пытается оценить

степень моей опасности для себя и своих планов. То, что я для него ничего не значу, я уже поняла. Не ведут себя так влюбленные мужчины, но, может, у нас еще все впереди?! Он уже, по крайней мере, не артачится, когда я с ним заговариваю. Совместное чтение Фискальдууза нас определенно сблизило. И я решила поговорить о важном, пока мы еще вдвоем, и нам никто не мешает. Чтобы попытаться понять его и решить возможные проблемы сейчас, пока у нас еще есть время.

– Лель, а расскажи мне, пожалуйста, чему вас все-таки учат в Оазисе? Чем вы там занимались?

Он не сильно удивился, похоже, ждал подобных вопросов.

– Нам много чего преподавали, в зависимости от сектора и личных способностей. Кроме магии, разумеется.

– То есть Оазис это нечто вроде школы?

– Нет! То есть, конечно, это школа, дающая университетское образование тем, кто этого достоин, но главная ее цель учить не этому…

– Так это же хорошо, если и то знаешь и это…

– Ничего хорошего!
– отрезал Лель, но потом вдруг понял, что был несколько резок, и продолжил уж спокойнее.
– Нас всю жизнь учили угождать женщине. Даже я, который много сил и времени потратил на то, чтобы быть не таким как все, чтобы иметь собственные чувства, мысли и желания, так вот, даже я не могу полностью абстрагироваться от того, чему нас учили на протяжении долгих лет. Когда я сажусь я стараюсь держать спину прямо, стараюсь, чтобы моя одежда выглядела безупречно, а что уж говорить про поведение. Я поймал себя на том, что постоянно пытаюсь произвести на тебя впечатление. Хотя мне это совсем не нужно.

Вот спасибо. То есть он типа испытывает на мне свои чары, но при этом если я попадусь, то это будут лично мои трудности.

– Лель, ну меня ведь тоже воспитывали как наследницу престола, и эти все навороты насчет поведения и того, как ты выглядишь, по сути они уже являются твоим вторым ‘я’ и вообще не должны тебя волновать. Я, например, не думаю, что нужно держать спину прямо. Она сама! Мне кажется, что это уже как рефлексы, доведенные до автоматизма.

– Не скажи, у тебя, может и так, потому что ты никогда не пыталась стать другой. А я пытался. Пытался вести себя свободнее, пытался понять какие из моих движений присущи мне от природы, а какие вдолбили наставницы. Я даже одно время пытался одеваться как можно проще и ходил ненакрашенным. Я бы даже постригся, но за это в Оазисе слишком суровое наказание.

– Ты и так красивый, - между прочим, я сказала чистую правду.
– Кроме того, какая разница, что именно в тебе от тебя. Ты такой, какой есть! И честно говоря, получилось неплохо! А если это результат твоих усилий, то тебе есть, чем гордится! Я вот самовоспитанием практически не занималась. И без меня у меня учителей хватало.

– У меня тоже… Но весь стиль моего воспитания был выдержан в едином ключе, как научится быть достойным спутником для женщины!

– Ну и что в этом плохого?

Мммм… Кажется я сказала что-то

не то, потому что Лель по-моему еле сдержался, чтобы не выругаться. А ведь это таааакое недостойное поведение для маааальчика из хорошей семьи! Именно так говорил мой папа в ответ на всякие нехорошие слова, которые я подслушала на попойке у наших воительниц, и которые вырывались у меня, когда я в очередной раз не могла справиться с мечом или копьем.

– Ты соображаешь, что именно ты говоришь?
– зло спросил он.
– Нас ведь практически учили быть рабами и угождать госпоже.

– Ну, судя по тому, как именно ты со мной разговариваешь, учили тебя плохо.

– Извини, - он опустил глаза.
– Я понимаю, что ты ни причем. Просто понимаешь, до подросткового возраста я верил в добрые сказки. Про то, что существует настоящая любовь и счастье. А потом понял, что даже если это есть, то это временно. Многих из моих приятелей забирали женщины из башен, но ни один из них не вернулся, чтобы поведать нам, как он прекрасно живет. А через другие руки до нас доходили слухи, что большинства из них уже нет в живых.

– Но ты же понимаешь, что в Аэрте все не так, у нас мужчины практически равны в правах с женщинами, ну, может получить какой-нибудь высокий пост несколько сложнее, но и это возможно. У меня есть даже друг Лорд Лолленнай, так он чуть не стал министром.

– Может быть, - не стал спорить Лель.
– Но у вас мужчин, наверное, и воспитывают по-другому, а у большинства из воспитанников Оазиса в крови уже какая-то рабская психология. Я думаю, что даже я не смогу никогда поверить, что я что-то могу.

Что-то он все больше и больше на папу похож. Те же странные формулировки. Интересно, это особенность драконов или тлетворный воздух Оазиса?!

Надо что-то с Лелем делать… Может, ему почитать еще ‘Принц и простынь’ чтобы развеять все его грустные мысли и настроить на …ээээ…. нужный лад?!

***

Принцессу очень легко было спровоцировать. Вряд ли она бы стала так играть. И с какой-то точки зрения я даже обрадовался, что она завела разговор о моей жизни, потому что хоть это и острая тема, но мне становилось легче от того, что я разговаривал с кем-то посторонним. Конечно, у нас в Оазисе были душевные наставницы. Те, к которым следовало приходить со своими проблемами. Но, ключевым здесь было именно слово ‘следовало’. И проблематика была тщательно выверена. А если кому вдруг приспичило бы делиться с ними своими потаенными мыслями, то там уже было и недалеко до признания неблагонадежности. К душевным наставницам ходили те, у кого были проблемы в успеваемости по необразовательным предметам, конфликты с сокурсниками или дестабилизирующие нервные состояния. А про то, как мне не нравится в Оазисе, как оказалось, я мог рассказать кроме друзей только принцессе.

– Понимаешь, Арье, я постоянно в Оазисе осознавал, что не принадлежу себе. Живу, как будто за меня уже давно все решено.

– Знаешь, я думаю, что очень мало людей могут похвастаться тем, что они принадлежат себе. Вот я - принцесса, у меня много денег, драгоценностей, земель, но при этом еще и огромный долг, перед родом, семьей, подданными и государством. Или ты думаешь, что династические браки это очень здорово?! И принцесс кто-то спрашивает, хотят они замуж или нет?! В политике, как и в рабстве нет места чувствам. Так что не сильно-то мы и отличаемся.