Об артиллерии и немного о себе
Шрифт:
А вот 82-мм миномет показал себя в боевой обстановке с самой лучшей стороны и использовался нашими войсками довольно широко. Об этом говорит хотя бы такой факт, что только за один июль 1943 года расход 82-мм мин превысил расход таких мин за все первое полугодие войны!
Да, в войсках полюбился 82-мм миномет. Но вскоре к нам начали поступать тревожные доклады о несчастных случаях с расчетами этих минометов в бою. Особенно при ведении из них беглого огня. Заботой ГАУ явились поиски такого приспособления к 82-мм миномету, чтобы сделать его совершенно
Но отчего происходили эти несчастные случаи? Для начала порассуждаем вот о чем. Например, в артиллерийских системах устройство затворов таково, что с момента нажатия на педаль (или дерганья за шнур) спуска и до выстрела, то есть до вылета снаряда из канала ствола, замковый номер не сможет даже при желании открыть клин затвора. Поэтому-то при любом темпе артиллерийского огня орудийные расчеты действуют без малейшего опасения каких-либо несчастных случаев по вине материальной части или боеприпасов.
Правда, единственной опасностью для них являются посторонние предметы, могущие оказаться перед дульным срезом стволов орудий. В частности, высокий кустарник или ветви деревьев. Вот в этих случаях взрыватель осколочнофугасного действия может вызвать преждевременный разрыв снаряда при вылете его из канала ствола орудия.
Естественно, пострадает расчет.
Здесь выход может быть один: командиру орудия необходимо более тщательно выбирать огневую позицию. И первым делом расчищать ее, заранее устранив все помехи перед дульным срезом ствола.
У минометов же такого клина затвора, как известно, не существовало. Здесь заряжающий по команде "Огонь" просто опускал сверху мину в ствол. И если стрельба, к примеру, минометной батареи велась в нормальном темпе, то есть особой спешки в заряжании не было, то все шло благополучно.
Но совсем другое дело, когда та же минометная батарея в особо горячие периоды боя получала приказ перейти на беглый огонь. В этой ситуации оглушающий шум боя, к тому же и частые выстрелы своей батареи сливались в общий грохот. Вот тут-то командиру минометного расчета нужно было смотреть в оба. Ведь не уследи он момент выстрела, и может произойти двойное заряжание миномета, следствием чего явится разрыв в стволе миномета двух мин. А за этим - почти верная гибель расчета.
Да, такие случаи, к сожалению, имели место. Но нас о них подчас не информировали. И это происходило вовсе не из-за того, что командование на местах пыталось скрыть факты ЧП. В горячке боя далеко не всегда было возможно установить истинную причину случившейся трагедии. Ну а подрыв миномета и гибель его расчета... Все это, как правило (и вполне искренне), относили к прямому попаданию вражеского снаряда.
Такое наведение истинных причин происходившего продолжалось до тех пор, пока один из чудом оставшихся в живых командиров расчета не рассказал о случае двойного заряжания. Тут уже по всем инстанциям забили тревогу. Доложили, как уже говорилось, и в ГАУ.
Меры были приняты незамедлительно. В частности,
Этим указателем в первую очередь предупреждался заряжающий. Именно он должен был следить за появлением такого указателя. И если его не было, то это говорило о том, что миномет заряжать еще нельзя - в его стволе мина.
Кстати сказать, созданное нашими конструкторами приспособление было несложным. Но оно сделало наши минометы более надежными при боевом применении.
Хочу добавить, что на трофейных минометах мы страхующих приспособлений от двойного заряжания не замечали. Видимо, мысль вражеских конструкторов работала хуже, чем мысль наших.
* * *
Не могу не отметить такого прискорбного факта, что наши войска были довольно плохо обеспечены таким, например, оружием, каким являлся у немцев фаустпатрон.
А ведь он прекрасно зарекомендовал себя в противотанковой борьбе.
Но буду самокритичен: ГАУ, а следовательно, и я, как его начальник, не проявили должной настойчивости, чтобы доказать боевую ценность подобного рода противотанковых средств.
Правда, в 1942 году у нас появилась так называемая шомпольная граната. Но дальность стрельбы ее была невелика, да и точность попадания невысока. И все-таки именно в этой гранате, думается, нужно было увидеть те направления, которые при соответствующей доработке могли привести к созданию мощного противотанкового средства.
Однако весь ход обсуждений, проходивших в Ставке едва ли не с первых недель войны, сводился к скорейшему созданию прежде всего противотанковых ружей. Осенью 1941 года, например, было принято решение в кратчайшие сроки наладить производство трофейного 7,92-мм немецкого противотанкового ружья. И это было сделано, несмотря на труднейшее положение в нашей промышленности. Сделано, но в совершенно недостаточных количествах.
Одновременно появились и отечественные 14,5-мм противотанковые ружья. И хотя по весу они значительно превосходили немецкие, зато по калибру патрона, да и по дальности прямого выстрела, оказались гораздо мощнее,
Затем пошли рассуждения о ценности подкалиберных и кумулятивных снарядов, дававших возможность на сравнительно больших дальностях вести борьбу с фашистскими танками. Но все это было не то, не то! Такие снаряды - это хорошо. Но ведь речь должна была идти о более мощных средствах ближнего боя!
Повторяю, в ГАУ не нашлось активных сторонников таких средств противотанковой борьбы, как фаустпатрон. Считалось, что коль скоро в войсках из-за малой дальности не пользуется популярностью даже 50-мм миномет, то зачем, дескать, создавать наряду с ПТР еще какое-то средство ближнего боя. К тому же, мол, есть и противотанковые гранаты.