Об истинной красоте. Из работ Шри Ауробиндо и Матери

Мать

* * *

Мы обычно не замечаем, насколько наше чувство добродетели является чувством прекрасного в поведении, а наше чувство греха – ощущением уродства и порочности в поведении.

* * *

Цель существования – не практика добродетели ради нее самой, но Ананда, восторг; и прогресс заключается не в отвержении красоты и восторга, но в восхождении от низшей к высшей, от менее полной к более полной красоте и Ананде.

* * *

Таково правильное сознание: не желать и не быть привязанным к обладанию чем-либо ради себя самого, но обретать универсальную красоту и т. д. ради безэгоистичной духовной Ананды.

Шри Ауробиндо

Постижение красоты

Существует два вида красоты. Есть та универсальная красота, которая видима внутренним оком, слышима внутренним слухом и т. д. – но индивидуальное сознание откликается на одни ее формы, а не другие, согласно своим собственным ментальным, витальным и физическим реакциям. Есть также эстетическая красота, которая зависит от определенного стандарта гармонии, но различные расы или типы индивидуального сознания образуют различные стандарты эстетической гармонии.

* * *

Но

как с истиной религии, так и с высочайшей и глубочайшей истиной красоты, интеллектуальный рассудок не может постичь ни ее внутренний смысл и реальность, ни даже внутренней истины видимых принципов и процессов, если только ему на помощь не приходит более высокое, не принадлежащее ему прозрение. Как не может он дать метода, процесса или правила, посредством которого можно или должно создавать красоту, точно так же не может он и даровать восприятию красоты то более глубинное прозрение, которого оно требует; он может лишь помочь устранить притупленность и смутность привычных восприятий и концепций низшего ума, не позволяющего ему видеть красоту или придающего ему ложные и грубые эстетические привычки: он делает это, сообщая уму внешнюю идею и композицию элементов той вещи, которую ему необходимо воспринять и постичь. Что необходимо далее – это пробудить определенное видение, прозрение и интуитивный отклик в душе. Разум, который всегда изучает предмет снаружи, не может дать этого внутреннего и более проникновенного контакта; ему нужна помощь более непосредственного прозрения, вздымающегося из самой души, и он вынужден обращаться на каждом шагу к интуитивному разуму, позволяющему заполнить разрыв, порожденный его собственными недостатками.

Мы наблюдаем это в истории развития литературного и художественного критицизма. На самых ранних стадиях постижение красоты является инстинктивным, естественным, врожденным, откликом эстетической чувствительности души, которая не пытается как-то объяснить себя мыслящему уму. Когда рациональный разум берется за эту задачу, он не удовлетворяется тем, чтобы достоверно зафиксировать природу отклика и то, что он ощутил, но пытается проанализировать, сформулировать, что необходимо, чтобы вызвать обоснованное эстетическое наслаждение, он подготавливает грамматику технических приемов, артистический закон и канон созидания, своего рода свод механических правил и описаний процесса создания красоты, фиксированный кодекс или Шастру. Это порождает долгое господство академического критицизма – поверхностного, технического, искусственного, управляемого ложным представлением, что техника, полностью адекватное описание которой может дать только критический интеллект, является самой важной частью творчества и что каждому виду искусства может отвечать исчерпывающая наука, которая расскажет нам, как произведение создано, и раскроет нам весь секрет и процесс его создания. Но приходит время, когда творец красоты восстает и провозглашает хартию собственной свободы, обычно в форме нового закона или принципа созидания, и эта свобода, однажды завоеванная, начинает расширяться и уносит с собой критический интеллект за пределы всех знакомых ему границ. Появляется более развитое восприятие прекрасного, которое начинает искать новые принципы критицизма, искать душу самого творения и объяснять форму во взаимосвязи с душой или изучать самого творца или дух, природу и идеи века, в котором он жил, чтобы таким образом достичь правильного понимания его работы. Интеллект начал видеть, что его высочайшее дело состоит не в том, чтобы утверждать законы для творца прекрасного, но в том, чтобы помогать нам понять его самого и его работу, не только ее форму и элементы, но сам разум, из которого она явилась на свет, а также впечатления, которые ее эффекты порождают в воспринимающем разуме. Здесь критицизм следует своей верной дорогой, но эта дорога ведет к кульминации, когда мы превосходим рациональное понимание и нам открывается более высокая способность восприятия, супрарациональная в своем источнике и природе.

Ибо сознательное восприятие красоты достигает своих высот просветления и наслаждения не за счет анализа красоты, которой мы наслаждаемся, и даже не за счет правильного и разумного понимания ее – эти вещи являются лишь предварительным прояснением нашего первого, непросветленного чувства прекрасного, – но за счет возвышенного восторга души, в котором она полностью раскрывается свету, силе и радости сотворенного. Душа красоты в нас отождествляется с душой красоты в созданной вещи и ощущает в восприятии то же самое божественное опьянение и экзальтацию, которые творец ощущал в своем творении. Критицизм достигает своей высочайшей точки, когда он отмечает, запечатлевает, достоверно описывает этот отклик; он должен сам стать выражением вдохновения, интуиции, откровения. Иными словами, действие интуитивного разума должно увенчать деятельность рационального интеллекта, и оно может даже полностью заменить ее и совершать с большим могуществом характерную работу самого интеллекта; интуитивный разум может более проникновенно объяснить нам секрет формы, составляющие процесса, внутреннюю причину, суть, механизм изъянов и ограничений творения, точно так же как и его качества. Ибо интуитивная умственная способность, если ее достаточно натренировать и развить, может всегда брать на себя работу интеллекта и делать ее с силой, светом и проницательностью более великой и более надежной, чем сила и свет интеллектуального суждения даже в его широчайшем охвате. Существует интуитивное различение, которое является более обостренным и точным в своем видении, чем размышляющий интеллект.

То, что было сказано о великом творческом искусстве, являющем собой форму, в которой обычно достигается наше высочайшее и интенсивнейшее эстетическое удовлетворение, применимо ко всем проявлениям красоты: красоты в Природе, красоты в жизни, точно так же как красоты в искусстве. Мы обнаруживаем, что в конце концов место интеллекта и пределы достижимого для него – в точности того же рода в отношении красоты, как и в отношении религии. Он помогает просветить и очистить эстетические инстинкты и импульсы, но не может дать им их высочайшее удовлетворение или привести их к полному прозрению. Он формирует и в определенной степени осуществляет ментальное эстетическое восприятие, но не может справедливо претендовать на то, чтобы дать всеобъемлющий закон созидания красоты или постижения красоты и наслаждения ею. Он может лишь вести эстетический инстинкт, импульс, мышление к более осознанному возможному удовлетворению, но не к такому закону; он должен в итоге передать их более высокой способности, которая находится в прямом контакте с супрарациональным и по своей природе и деятельности превосходит интеллект.

И поскольку то, что мы ищем через красоту, есть в итоге то же, что мы ищем через религию, – Абсолют, Божественное, – по той же самой причине поиск красоты только в начале своем является удовлетворением красотой формы, красотой, которая обращена к физическим чувствам и витальным впечатлениям, импульсам, желаниям. Он только

в середине – удовлетворение красотой постигнутых идей, переживаемых эмоций, восприятия совершенного процесса и гармоничного сочетания элементов. По ту их сторону душа красоты в нас желает прикосновения, откровения, возвышающего восторга абсолютной красоты во всем сущем, присутствие которой она ощущает всюду, но которую сами по себе не могут дать ни чувства и инстинкты, хотя они и могут служить ее каналами (ибо она является сверхчувственной), ни интеллект и рассудок, хотя и они ее каналы (ибо она супрарациональна, супраинтеллектуальна), но к которой через все эти вуали сама душа стремится прийти. Когда она может получить прикосновение этой универсальной, абсолютной красоты, этой души красоты, этого чувства ее откровения во всякой малейшей или величайшей вещи: красоте цветка, формы, красоте и силе характера, действия, события, человеческой жизни, идеи, касания кисти или резца или блистания разума, красок заката или грандиозности бури, – именно тогда чувство красоты в нас действительно могуче и всецело удовлетворяется. На самом деле это, как и в религии, поиск Божественного, Всепрекрасного в человеке, в природе, в жизни, в мысли, в искусстве; ибо Бог есть Красота и Упоение, скрытые в многообразии его масок и форм. Когда, исполнившись в нашем растущем чувстве и знании красоты и восторга в красоте и нашей способности к восприятию красоты, мы обретаем силу отождествиться в своей душе с этим Абсолютным и Божественным во всех формах и действиях мира и сотворить образ нашей внутренней и внешней жизни по высочайшему прообразу Всепрекрасного, который мы можем воспринять и воплотить, тогда эстетическое существо в нас, которое было рождено для этой цели, осуществляет себя и возвышается до своего божественного торжества. Найти высочайшую красоту – значит найти Бога; раскрыть, воплотить, сотворить, как мы сказали, высочайшую красоту – значит выявить из наших душ живой образ и силу Бога.

Шри Ауробиндо

* * *

Дорогая Мать, в одной из своих работ ты пишешь, что красота – это универсальная сила и нам нужно достичь универсального развития, чтобы видеть и понимать красоту.

Да, это так. Я говорю о том, что нужно достичь универсальности сознания, чтобы видеть и понимать красоту. Когда ваше сознание ограничено понятиями, свойственными только вашей местности, свойственными вашей нации или принятыми в вашей стране, то тогда очевидно, что и понятие и чувство прекрасного будут меняться от места к месту: то, что считается красивым в одном месте, вовсе не будет таким в другом. Приведу вам один пример, который, возможно, рассмешит вас. Еще живя в Париже, я была знакома с сыном тогдашнего короля Дагомеи (это африканская страна и, естественно, сын, как и его отец, были неграми). В Париже сын, как и в прошлом примере, изучал право. Он говорил по-французски без всякого акцента, как настоящий француз. Но при всем при том, это был самый настоящий негр, негр до мозга костей. Помню, как-то при мне его спросили (у него была привычка в нашем кругу рассказывать без утайки обо всех перипетиях своей парижской жизни, и это давало право на такой вопрос), на ком он собирается жениться, когда придет время. «Ну, конечно же, на девушке из моей страны, ведь наши девушки – самые красивые в мире!» – был ответ. (Общий смех.) Думаю, что тому, кто не принадлежит к негроидной расе, будет несколько затруднительно разделять радость негра по поводу красоты на негритянский лад! И ведь ответ его был совершенно естественным, непроизвольно-естественным. Он был совершенно убежден, что иначе думать просто невозможно: красивыми могут быть женщины только его страны, и никакие другие в мире!

Вообще подобные понятия – довольно распространенное явление. Только те, кто до известной степени смог развить в себе художественный вкус, кто много путешествовал и много повидал, кто тем самым сумел расширить свое сознание, только такие люди способны преодолеть эту косную ограниченность, эту кастовую или национальную узость. Это очень трудное дело – помочь человеку освободиться от вкусовых привычек, склонностей, пристрастий, свойственных его расе, я даже не говорю здесь о нации – в этом случае все лежит на поверхности, – я говорю именно о расе. Очень трудное дело. Все эти вещи скрыты на самом дне подсознательного и дают себя знать совершенно непроизвольно для вас, совершенно естественно, так что вы и не замечаете этого. Как и в том самом примере, который я только что привела вам: женщины одной расы, а именно – вашей, намного красивее женщин любой другой расы, – это ведь совершенно непроизвольное, автоматическое, проявление расового вкуса. Именно о нем я веду здесь речь, именно на это хочу обратить ваше внимание, чтобы вы смогли, осознав все это, достичь свободы в этом отношении. Я не хочу говорить о таких явных и стоящих ниже всякой критики случаях, когда все, что не относится и не связано так или иначе с вашей семьей или кастой, считается дурным и уродливым. О таких людях я вообще не хочу говорить. Я даже не говорю о тех, для кого на первом месте своя страна, своя нация, для кого это самое лучшее и прекрасное на свете, хотя это люди, бесспорно, сумевшие подняться над уровнем обыденных, обывательских понятий и представлений своей нации. Здесь дело даже серьезней, чем тот взгляд с расовой точки зрения, о котором у нас шла речь выше… Это очень и очень трудное дело: вам нужно, погрузившись в себя, добраться до самых низших слоев своего существа, достичь подсознательного – более того, пойти еще дальше, – чтобы обнаружить корни тех ваших реакций, о которых мы здесь говорим. Если вы хотите ощущать и понимать красоту саму по себе, как она есть, обладать абсолютным чувством прекрасного, которое уже никак не зависит ни от каких склонностей, пристрастий, включая и те, которые обусловлены вашей принадлежностью к той или иной расе, вы должны обладать универсальным сознанием. В противном случае у вас не возникнет этого абсолютного чувства и понимания прекрасного. Ведь тогда ваши склонности и пристрастия всегда будут при вас. Они могут быть явно никак не выраженными, неосознанными и существовать на подсознательном, инстинктивном уровне. Таким образом, чтобы знать и понимать истинную красоту, не зависящую ни от каких форм, нужно уметь подняться в сознании выше всех форм. Как только вы познаете красоту как силу, неизменно пребывающую за каждой из форм, вы всегда сможете увидеть ее, в каком бы виде она ни предстала перед вами. И ваша жизнь станет гораздо богаче и интереснее.

Мать

Прекрасное и уродливое

Когда я обладал всеразделяющим интеллектом, я сторонился многих вещей; после того, как я утратил его в видении, я искал по всему миру хоть что-нибудь уродливое или отталкивающее, но больше не мог найти ничего подобного.

* * *

Бог открыл мне глаза; ибо я увидел благородство в вульгарном, привлекательность в отталкивающем, совершенство в уродливом и красоту в безобразном.