Об истории замысла "Евгения Онегина"
Шрифт:
Ленского в плане и в замыслах не существовало — по крайней мере под этим именем. Он является в романе только рычагом драматического конфликта. Таким подчиненным персонажам Пушкин не обязательно давал реальный «опорный образец», и скорее всего в предполагаемом плане стояло просто «Поэт» (ср. «Монах», «Старик»). Но вот в октябре 1823 г. 1-я глава кончена, начата 2-я глава, и Пушкин приступает к ее строфе VI (VI, 267): «В числе соседей благородных Один» — строка оборвана. Это будущий Ленский. Но он еще не Ленский и не приехал из Германии, а просто живет тут, недалеко от имения Онегина. Текст зачеркивается. Новый текст: «С Онегиным [6] одной порою» — и эта строка вся зачеркнута. «В свою деревню в <пропуск> пору Другой помещик [7] [8] Владимир Холмской». Тут же исправлено на «Владимир Ленской» — вот где впервые появляется это имя {47} . Затем «Владимир Ленской» тоже зачеркивается, и Пушкин начинает упорно трудиться над строками, которые позже вылились в знакомые: «И столь же строгому разбору В соседстве повод подавал»; и далее уже без помарок: «По имени Владимир Ленской, Душою школьник геттингенской, Крикун, мятежник и поэт» и т. д.
6
в
7
молодой
8
прискакал
47
Как известно, П. А. Плетнев решительно утверждал, что прототипом Ленского был Кюхельбекер. Пушкин легко дал второстепенному герою романтическую внешность, оставив ему немало душевных черт Кюхельбекера (см.: Тынянов Ю. Н. Пушкин и его современники. М., 1968, с. 273—290), но внес и немало других черт (см.: Лотман Ю. М. Комментарий, с. 175—195). Ниже мы увидим, что он но смог применить прием изменения внешности к главной героине. Заметим, что и фамилия «Ленский», и фамилия «Онегин» уже встречались раньше как наименования литературных героев. Любопытно, что «Евгений» было традиционным именем отрицательного героя (см. там же, с. 113—115), а «Холмский» — именем «архаиста», героя нашумевшей комедии Шаховского «Урок кокеткам, или Липецкие воды».
Вскоре (не позже первых чисел декабря 1823 г.) мы можем присутствовать при том, как рождаются образы Ольги и Татьяны (в таком порядке).
Некоторые пушкинские рукописи с трудом поддаются расшифровке по слоям правки, но в черновиках 1-й и 2-й глав по большей части виден полный текст первоначального наброска каждой строфы, который сам по себе представляет большой интерес. К сожалению, это не так легко показать по публикации черновиков. Отнюдь не претендуя на создание некоего лучшего прецедента, чем данный нам академическим изданием, над которым ломали голову лучшие текстологи России, и прежде всего такой ученый, как Б. В. Томашевский, я лишь для данного конкретного случая (вряд ли это возможно во многих других) хочу показать читателю возникновение интересующих нас здесь строф, начиная не с верхнего слоя правки, а с первого наброска. В отступление от общепринятых текстологических правил издания пушкинских черновиков нам хотелось по возможности передать самую манеру и темп письма, ускорение, стяжение, замедление, знаки сокращения, если можно — даже самый ход исправлений. В рукописи, например, видно, где иссякали чернила на пере и его приходилось снова макать в чернильницу.
Ольга в черновике (ПД № 834, л. 34 и сл.; VI, 285 и сл.), как и в известном нам тексте, вводилась во 2-й главе строфой XXI — «Чуть отрок, Ольгою плененный», а затем строфой XXII в варианте «Вот юность! Ольга [9] сон»; но после последней строки «Замену тусклых фонарей» идут строфы XXIIа, XXIIб и XXIII, из которых первые две не сохранились в окончательном тексте. Эти-то строфы мне и хочется показать в ходе их возникновения. Звездочки означают моменты обмакивания пера в чернильницу.
9
подарила Ему любови первый
Первый набросок строфы XXIIа (первый слой правки дан курсивом):
[10] Которой онъ идни иночи *И думы сердца посвящалъ — [11] — сосдей бдныхВдали связей
Цвла как ландышь потаенный —Не знаемый вътрав глухойНи мотыльками ни пчелой —, *И въночь ивъ утро окропленнойРосою неба солнечным <!> лучомъ — быть можетъ рано обреченнойРазмаху гибельной косы [13] [14] {49}
10
Но] кто-жъ та была, которой очиОнъ, безъискуства, привле<кал> [, об
11
Со] ребенок, дочь [<нрзб>
13
Иль червь
14
Минутной
49
Относятся ли вычеркивания последней строки, а также и сам ее текст к первоначальному наброску или же к первому слою правки — неясно. В конце первого слоя правки чернила на исходе.
Итак, во-первых, нет никаких указаний на то, что Ольга имела сестру; во-вторых, несмотря на некоторую стилизацию строфы под тон Ленского, нельзя не заметить, что Ольге здесь предназначены совершенно иная роль и судьба, чем в окончательном варианте. В романах XVIII—начала XIX в. для героини предусматривалось только два выхода из сюжета: либо счастливый брак, либо ранняя романтическая смерть {50} . Пушкин же, по справедливому замечанию Томашевского {51} , в 1823 г. «не освободился еще в полной мере от романтического сознания», и нет оснований думать, что он уже был готов порвать с композиционными канонами, соблюдавшимися его современниками. Очевидно, к концу XXIIа строфы 2-й главы Ольга еще была главной героиней {52} . Интересен традиционный мотив бедности героини.
50
Эта мысль принадлежит не Ленскому — зачем бы он стал думать о ранней смерти Ольги? — а, скорее, автору, который только один и мог знать к этому моменту, какая судьба ожидает Ольгу.
51
Томашевский Б. В. Пушкин, кн. 2. Материалы к монографии (1824—1837). М., 1961, с. 94.
52
В. Лакшин заметил, что, судя по черновику письма Татьяны («Предвижу мой конец <не>дальной» — VI, 314) и ее гаданию (см. 29-е примечание Пушкина: VI, 193), она, по раннему замыслу Пушкина, должна была погибнуть (Лакшин В. Движение «свободного романа». — Литературное обозрение, 1979, № 6, с. 20). Этот мотив, очевидно, унаследован ею от «Ольги I».
Следующая строфа, XXIIб, начата твердым и размашистым почерком, которого, однако, хватило только на самые первые строки. Далее идет долгая и кропотливая работа (для удобства даю несколько упрощенную транскрипцию):
«Ни [15] дура Английской породы Ни своенравная [16] Мамзель [17] [18] [19] даров природы] [20] [21] (В
15
Mistress
16
Мадам
17
Наставница <пробел> моды
18
Благодаря уставам моды
19
Не портили [ее
20
Наставница ее
21
Качала няня колыбель
22
моды
23
Не стали портить
24
Не воспитали
25
Потом [стлала ее
26
И детскую стлала постель
27
Читать молитвы научила
28
И сказку говорила ей
29
Чесала золото кудрей
30
Она ж
31
Потом
32
И всё ж
Даже няня оказывается няней Ольги, а не Татьяны, — очевидно, потому, что Ольга до этих пор и была героиней. Заметим, что отсутствие гувернантки указывает на то, что Пушкин и в этой строфе продолжает линию «соседей бедных».
Мы только что упомянули, что черновик в тетради ПД № 834 — самый ранний текст 2-й главы. Ольга к этому времени успела прожить в романе — и пробыть главной героиней — всего на протяжении четырех строф, т. е. день или два. Когда же и где было задумано сделать ее главной героиней? Ответ: в плане. И не в том дело, что в плане из двух сестер главная, которая потом была названа Татьяной, еще носила имя Ольги, а в том, что именно Ольга, предмет любви Ленского, и должна была быть главной героиней, а другой сестры вообще не существовало, поскольку она не имела никакой функции. Но если Ольга, как главная героиня, была уже в плане, то это имя можно рассматривать как имя реального человека — «опорного образца», ибо, как мы знаем, именно такие имена Пушкин вводил в планы своих произведений, взятых из действительной жизни. Этим реальным лицом могла быть Ольга Пушкина, сестра поэта, так же как и няня Ольги имеет образцом Арину Родионовну Яковлеву, няню именно Ольги Пушкиной, хотя и поэт называл ее няней {53} .
53
См.: Черейский Л. А. Пушкин и его окружение. Л., 1975, с. 499 и сл. Конечно, нельзя утверждать, что «образцом» для героини явилась только одна Ольга Сергеевна и что Пушкин отчасти не учитывал большой литературной традиции, стоявшей за именем «Ольга» (см.: Лотман Ю. М. Комментарий, с. 176—198).
Однако, продолжая обрисовывать Ольгу («Ольгу I»), Пушкин дает ей портрет, непохожий на его сестру, в традиционно-романтическом роде (золотые кудри промелькнули уже в строфе XXIIб). Тем же легким, беглым почерком, каким он набросал строфу XXIIа («Кто ж та была, которой очи...»), Пушкин, снова обмакнув перо, выписывает, пока не высохли чернила, начало строфы XXIII (VI, 288):
*
Всегда тиха, всегда послушнаВсегда [33] [34] как утро простодушнаКак поцелуй — милаУлыбка, очи голобые <?>И кудри льняныеДвиженья <два слова густо вычеркнуты>Все походило <нрзб.> наро [35] Прочитанный *
33
как утро
34
беспечна
35
на романъ
В этом месте, опять обмакнув в чернильницу высохшее перо, Пушкин начал править написанное: «Как первый поцелуй — мила», «Как поцелуй любви мила, Глаза как небо голубые Улыбка локоны льняные Движенье [36] звонкий голосок». Но тривиальная романтическая блондинка явно не давалась его перу: слишком все и впрямь походило на «прочитанный роман». Начинается трудная работа — Пушкин торопливо перемарывает и снова перемарывает стих за стихом; постепенно мы видим, как складываются строки: «...но любой роман Откройте — и найдете верно Ее портрет — он очень мил <...> Но надоел он мне безмерно».
36
нежный <?>
Правка строфы XXIII отличается от правки строфы XXIIб (о няне): как и там, почерк и здесь более мелкий, но он как бы летящий; отдельные буквы не стянуты, а вытянуты почти в линию. И точно таким же почерком нанесен второй слой правки строфы XXIIа — «Кто ж та была». Я думаю, что не ошибаюсь, считая второй слой правки строфы XXIIа одновременным с большой правкой строфы XXIII. Теперь впервые Ольга — «меньшая дочь — соседей бедных». Но строфа осталась недоделанной: от замысла гибели Ольги поэт еще не отказался, и над ее судьбой еще предстояло думать, перебирая разные варианты. Конец строфы XXIIа был оставлен до беловика, где она была сначала выписана полностью, потом переделывалась, затем, вместе с XXIIб, была вычеркнута.