Обделенные душой
Шрифт:
Его мать училась на курсах музыкальной терапии при университете Джона Хопкинса, но она подкована только в теории. Уил же почувствовал, что может исцелять своей игрой уже в тот миг, когда в свой третий день рождения впервые взял в руки гитару. Хотя, конечно, не все беглецы и не все Люди Удачи с больной душой исцелялись. Некоторые уже перешли черту. Пока еще слишком рано судить, с какой её стороны окажется этот мальчик.
Уил играет два часа подряд — до тех пор, пока по дому не разносится запах еды, а спину не начинает сводить судорога. Беглец сидит на постели — всё это время он не спал и слушал, слушал, обвив руками согнутые
— Пора подзаправиться. — Уил поднимается на ноги и отправляет гитару себе за спину. — Наверно, суп с кукурузным хлебом. Пойдёшь?
Мальчик напоминает ему кролика — так же, как зверёк, он застыл в нерешительности и не знает, что ему делать — бежать или остаться. Уил ждёт. От него, словно круги по воде, расходятся волны покоя. И вот мальчик встаёт с кровати и выпрямляется. Он держится гораздо уверенне, чем ожидал Уил.
— Меня зовут Лев. Я был десятиной.
Уил кивает — спокойно и без осуждения. Возможно, несмотря ни на что, с этим мальчиком всё будет хорошо.
Лев смотрит, как Уил моет посуду после ланча, и всё думает, что же толкнуло его на то, чтобы рассказать этому парню правду о себе — что он был десятиной и сбежал от своего долга. Если выдавать о себе слишком много информации, это, чего доброго, может ему повредить. И в этот момент в него летит посудное полотенце, шлёпает по лицу и падает на стол.
— Эй! — Лев вскидывает глаза — неужели Уил за что-то сердится на него? Но нет — у массивного, словно медведь, Уила улыбка плюшевого медвежонка.
— Можешь вытереть тарелки. Встретимся в конце коридора, когда закончишь.
Дома Лев никогда не мыл посуду — это работа для прислуги. К тому же он болен! Больного человека заставляют вытирать тарелки! Однако он без возражений делает, что приказано. Он должен Уилу за концерт. Он никогда прежде не слышал такой гитарной игры, а ведь семья Лева была высококультурной: дети играли на скрипке, а по четвергам все они ходили на концерты симфонической музыки.
Но музыка Уила была совсем иной. Она была... настоящая. Два часа подряд он играл исключительно наизусть: немного Баха, Шуберта, Элтона, но больше всего — испанской гитарной музыки.
Лев думал, что такие насыщенные, сложные вещи в его ослабленном состоянии будет слушать тяжело, но всё оказалось как раз наоборот. Музыка баюкала его, она, казалось, пела в его синапсах: звуки вздымались, расцветали, кружились в совершенной гармонии с его мыслями.
Лев заканчивает вытирать посуду и вешает полотенце. Он подумывает, не вернуться ли ему в свою комнату, но Уил пробудил в нём слишком сильное любопытство. Лев находит парня в конце коридора — тот закрывает дверь своей спальни и надевает лёгкую куртку. Без своей гитары Уил выглядит каким-то... незаконченным. Очевидно, это ощущает и сам Уил. Его пальцы нерешительно теребят дверную ручку, затем, вздохнув, он снова открывает дверь в свою комнату и выносит оттуда гитару и ещё одну куртку — для Лева.
— Мы куда-то идём? — спрашивает Лев. — Куда?
— Да по разным местам...
Этот ответ как раз в духе такого парня, как Уил, но Лева он наталкивает на мысль о расплетении. О том, как все части его тела были бы разбросаны по разным местам. Лев перебрался через стену резервации в отчаянной надежде
— А правда, что в резервациях для беглецов безопасно? — спрашивает он. — Правда, что Людей Удачи не отдают на расплетение?
Уил кивает.
— Мы так и не подписали Соглашение о расплетении. Так что не только нас не могут расплести, но и мы не можем пользоваться частями тел расплётов [40] .
Лев задумывается. Он не может взять в толк, как может существовать общество, в котором никого не разнимают на части.
— Но... откуда же вы берёте органы?
— Природа предоставляет, — несколько загадочно отвечает Уил. — Иногда. — В глубине его глаз проходит какая-то тень. — Пойдём, я покажу тебе резервацию.
40
Так я взяла на себя дерзость назвать тех, кто отправляется на расплетение. Дело в том, что в книге Шустермана Unwind (в русском переводе «Беглецы») есть специальный термин для таких детей, и этот термин выведен в названии книги — unwind. Официальный переводчик предпочёл этот термин вообще никак не переводить и полностью исключил его из ткани повествования. Я же посчитала необходимым всё же хоть как-то воплотить авторский замысел, удачно или нет — это уже другой вопрос.
Через несколько минут они стоят на открытой площадке и смотрят с довольно значительной высоты вниз, на русло высохшего ручья. На другой стороне лощины тоже возвышаются дома, воздвигнутые прямо на красных камнях крутого склона. Все дома построены на старинный лад, и всё же в них ощущается нечто модерновое. Отделаны они с ювелирной тщательностью. Новейшая технология на службе у вековых традиций.
— Высоты ты, кажется, не боишься? — Уил не ждёт ответа, лишь удостоверяется, что драгоценная гитара хорошо закреплена у него на спине, и становится на верёвочную лестницу. Он карабкается вниз, по временам съезжая на несколько метров за раз.
Лев сглатывает, однако он нервничает гораздо меньше, чем несколько недель назад. В последнее время он только и знает, что пускается в какие-то опасные предприятия. Он ждёт, когда Уил достигнет дна лощины, затем стискивает зубы и спускается следом. С левым запястьем, всё еще стянутым ортопедическим браслетом, это не так-то просто; а каждый раз, когда он бросает взгляд вниз, в животе у него словно что-то переворачивается. И всё же Лев добирается до дна лощины и только тут соображает, почему Уил заставил его это сделать. Первое, что всегда утрачивает беглец — это уверенность в своих силах. Предоставив Леву спуститься самостоятельно, Уил вернул ему это чувство.
Когда Лев поворачивается к Уилу, его ждёт сюрприз: они, оказывается, не одни.
— Лев, это мой дядя Пивани.
Лев осторожно пожимает руку здоровенному мужчине, не сводя глаз с зажатой под его левой подмышкой винтовки, стреляющей дротиками с транквилизатором. Дядин костюм из оленьей кожи довольно сильно потрёпан, сыромятный кожаный ремень, стягивающий волосы, ослаб, и седые космы выбились наружу, так что вид у дяди диковатый, — но сапоги у него солидной дизайнерской марки, а на руке — дорогие швейцарские часы. Кстати, винтовка с прикладом из чёрного дерева наверняка сделала на заказ.