Объединитель
Шрифт:
Так мы и стоим посреди заснеженной площадки — грязные, взмокшие и разгорячённые, но невероятно счастливые. Спарринг помог отвлечься от тягостных мыслей, а объятия любимой согрели и успокоили мятежную душу.
Я твёрдо знаю, что мы выживем назло врагам и всему этому безумному миру.
Глава 5
С этой мыслью нехотя размыкаю объятия и подхватываю с земли свои вещи. Пора возвращаться в город.
Время летит незаметно в хлопотах и заботах. Множество мелких задач, которые нужно решить, чтобы
Зимние сумерки опускаются на Фритаун, окутывая его пеленой снегопада. Несмотря на пережитые ужасы и людские потери, город постепенно оживает, наполняясь особой атмосферой. Сегодня Рождество — праздник, который мы были вынуждены пропустить из-за недавней кровавой битвы. Пропустили… но не забыли.
Иду по заснеженной улочке, ощущая, как морозный воздух покалывает ноздри. В нос ударяет аромат хвои и дымка от потрескивающих повсюду костров и готовящейся еды. Отовсюду слышатся оживлённые голоса, смех и обрывки рождественских песен. Люди стремятся отпраздновать нашу победу и, хотя бы ненадолго, забыть о пережитых ужасах.
Направляюсь к площади в центре Фритауна, где уже вовсю идёт веселье. Первым бросается в глаза огромная ель, возвышающаяся над толпой. Её пушистые лапы увешаны самодельными игрушками и разноцветными гирляндами. Рядом с деревом толпятся дети самых разных возрастов. Примечательно, что среди них полно отпрысков двух наших союзных инопланетных кланов. Неважно с какой они планеты, дети с восторгом разглядывают это великолепие, болтают, смеются и толкаются.
Сердце щемит от их радостных улыбок. Даже сейчас, посреди конца света, в детских глазах горят искорки счастья. Наверное, в этом и есть главный смысл Рождества — вновь пробудить в наших сердцах надежду.
Площадь освещают многочисленные костры, у которых греются люди. Кто-то передаёт по кругу бутыли с алкоголем, кто-то жарит на прутьях куски мяса, щедро приправляя их специями. Всюду слышны оживлённые разговоры вперемешку с шутками и подколками. Люди делятся историями о павших товарищах, вспоминая их подвиги и причуды.
Замечаю в толпе немало знакомых лиц. Тай и Гидеон о чём-то увлечённо спорят, размахивая кружками. Шерхан в обнимку с Аланой горланит какую-то разухабистую песню. Из чужих языков я различаю английский, испанский, русский, корейский, урду, и что-то похожее на польский. Языковые барьеры сейчас, кажется, совсем не имеют значения.
Людей сплотила беда, но видеть их такими — радостными и полными надежд — истинное счастье. Среди гуляющих полно наших инопланетных союзников. Оружейник Хаск с недоумением принюхивается к глинтвейну в своей кружке. Шестирукий механик Зигима демонстрирует собравшейся детворе какой-то гаджет, проецирующий голограммы в виде пейзажей неизвестной планеты. Те охают и ахают, обступив его. Даже затворник-француз Анри выбрался
— Мистер Егерь! — окликает меня чей-то звонкий голос.
Оборачиваюсь и вижу Эмму, апотекария, которая лучезарно улыбается, протягивая мне кружку с дымящимся глинтвейном.
— Присоединяйтесь! Сегодня такой чудесный вечер! Лучшее время забыть обо всех горестях.
— Спасибо, — принимаю напиток и делаю глоток обжигающе-терпкого напитка. — Ты права. Нужно уметь радоваться мгновению и помнить, за что мы боремся.
Чернокожая девушка согласно кивает и убегает к своим знакомым, которые что-то весело обсуждают неподалёку. А я неторопливо бреду сквозь ликующую толпу, то и дело ловя благодарные взгляды, тёплые улыбки и слова поздравлений.
«Счастливого Рождества, сэр!»
«Благослови вас бог, Егерь!»
«Спасибо за всё!»
Принимаю эти знаки внимания с вежливой улыбкой, стараясь подавить неловкость. До сих пор не привык к подобной реакции. Пускай в своих поступках я руководствуюсь принципами, а не расчётом на благодарность, и всё же чувствовать искреннюю признательность людей чертовски приятно.
Пробравшись сквозь веселящуюся толпу, оказываюсь у дальнего костра, возле которого греют озябшие руки парочка Штурмовиков. До меня долетают обрывки их разговора:
— Говорю тебе, Ник, в следующий раз мы их по стенке размажем! Грёбаные кселари пожалеют, что вообще сунулись к нам! — один из солдат, лихо посверкивая глазом, хлопает товарища по плечу.
— Знаю, братишка, знаю, — вторит ему Кобальт.
Понизив голос, он добавляет:
— Но всё равно жутко, сколько наших полегло в этой битве. Дэна вот угораздило…
На миг над костром повисает скорбное молчание.
— Надеюсь, старик Конрад и Егерь знают, что делают, — меланхолично завершает Базальт.
Я тоже на это надеюсь.
Бреду дальше, то и дело ловя краем уха похожие разговоры. Смесь грусти и облегчения, боль вперемешку с надеждой.
Главное, везде я слышу надежду, что когда-нибудь этот ад закончится. Что мы обязательно победим и вернём себе право на нормальную, мирную жизнь. Без страха и смерти, без нависшей над всеми нами тени проклятого Сопряжения.
Внезапно натыкаюсь взглядом на пару, уединившуюся в тени старого дуба на краю площади. Знакомый мне мужчина, прокурор Бекшно, опирается спиной о шершавый ствол, а девушка мягко гладит его по щеке, нашёптывая что-то утешающее.
Мужчина утыкается лицом ей в макушку, вдыхая запах волос, а плечи девушки мелко вздрагивают от беззвучных рыданий. Отворачиваюсь, не желая смущать их своим вниманием. То, что разворачивается сейчас между этими двумя — слишком интимно и хрупко, чтобы вторгаться туда посторонним.
Да, порой даже посреди праздника и всеобщего ликования люди нуждаются в уединении, чтобы в полной мере ощутить и разделить с кем-то свою скорбь, страхи и надежды. Чтобы излить друг другу душу без утайки. Ведь боль и радость идут рука об руку, две стороны одной медали.