Объект власти
Шрифт:
– Да, это он, — сразу сказала Олеся. — Я его помню. Такой вежливый русский джентльмен. Он к нам приходил три раза. Нет, два. Или может три, точно не помню.
– И разговаривал с паном Тадеушем?
– Да. Всегда в его кабинете.
– Вы не слышали, о чем они говорили?
– Нет. — Олеся хотела вернуть фотографию Дронго, но Конелли с легкой извиняющейся улыбкой перехватил снимок и вопросительно посмотрел на Дронго. Они знали, что все будет именно так. И если американцы найдут этого человека, то в Москве не станут
– Вы не знаете, зачем он приходил?
– Нет.
– Вы не знаете его телефона?
– Нет.
– Откуда он приезжал?
– Не знаю.
– С кем он еще приходил?
– Всегда один.
– И вы ему не звонили?
– Он сам нам звонил.
– Может, он приносил какой-то чемоданчик или документы?
– Я не видела. Нет, не помню. Не видела…
– И больше вы ничего о нем не знаете?
– Нет. — Она не понимала, почему ей задают все эти вопросы.
Дронго опять взглянул на Нащекину. Их миссия терпела крах. Бачиньская не могла сообщить ничего нового.
– Это очень важно, — сказал Дронго, — вспомните, Олеся. Может, вы видели его где-то еще? Или что-то слышали о нем? Не отвечайте сразу. Постарайтесь спокойно вспомнить.
Она сдвинула брови, явно что-то припоминая. Это был очень важный момент.
– Кто он такой? — совершенно не вовремя поинтересовался Саймонс.
– Мы считаем его исключительно опасным террористом, — ответила Нащекина.
Она понимала, что Дронго установил определенный внутренний контакт с Бачиньской и его нельзя сбивать. Конелли также терпеливо ждал.
– По-моему, я никогда его больше не видела, — не совсем уверенно произнесла Бачиньская.
– Может, слышали о нем? Или кто-то говорил об этом человеке? Его зовут Андрей Михайлович, — терпеливо повторил Дронго.
– Пан Дзевоньский не разрешал нам присутствовать в его кабинете во время встреч.
– Возможно, вы видели его не в вашем офисе, — попытался подсказать Дронго. — Возможно, вы встречались с ним где-то в другом месте.
– Никогда, — сразу ответила она. — Я не могла встречаться с этим человеком. Ему много лет, и нам не разрешали встречаться с нашими клиентами. Это абсолютно исключено…
– Вы давно живете в Бельгии, — не унимался Дронго, — вспомните, где вы могли видеть этого человека. В последние месяцы. Ведь у вас было не так много работы. Дзевоньский все время отсутствовал, его не было в Бельгии уже несколько месяцев.
– Откуда вы знаете? — удивилась Олеся.
– Нам нужно ему помочь, — снова соврал Дронго.
– Нет, — отрезала девушка после минутного колебания, — я ничего не помню.
Дронго повернулся к Нащекиной. Трудно признаваться в своем поражении. Конелли испытующе смотрел, как эти приезжие эксперты будут искать выход.
– Может, гипноз, — подсказала Нащекина.
Конелли знал русский язык.
– Она —
– Господин Конелли, — негромко ответил также по-русски Дронго. — В вашей стране держат десятки и сотни заключенных на базе в Гуантанамо без решения суда, только потому, что эти люди подозреваются в террористической деятельности. Мало того что они сидят там годами, их еще и подвергают пыткам. В том числе физическим.
– Вы прилетели сюда, чтобы рассказать мне об этом? — спросил Конелли. Нужно отдать ему должное, он умел держать удар.
– Вы говорите по-русски? — вмешалась Олеся. Будучи полькой, она понимала русский язык. — Вы знаете русский язык?
– Немного, — ответил Конелли.
– Я еще раз прошу вас, пани Бачиньская, сосредоточиться и вспомнить, где вы могли видеть этого человека, — напомнил Дронго.
Нащекина нахмурилась. Она уже смирилась с поражением, и такая настойчивость Дронго казалась ей ненужной.
– Нет, — повторила Олеся, — я его нигде больше не видела.
– Может, она права, — снова вмешался Саймонс, — почему вы так уверены, что она должна знать этого типа?
– Иначе ее не хотели бы убить в Чикаго, — пояснил Дронго. — Они и так разрушили офис, перебили всех в Брюсселе. Для чего тогда они приехали в Чикаго?
– Может, хотели выйти через нее на этого Дзевоньского?
– Нет. Они точно знали, что не смогут на него выйти. Им нужна была она. И должна быть причина, по которой ее хотели убить.
– Она работала в офисе Дзевоньского. Этого достаточно, — упрямо напомнил Саймонс. — В моей практике таких случаев сколько угодно. Убирают всех свидетелей.
– Свидетелей чего? — разозлился Дронго. — Что она может рассказать? Что она знает? У нас есть его фоторобот, о нем может все рассказать сам Дзевоньский, а она видела только приходившего к ним мужчину и больше ничего не знает. Тогда почему ее хотят убить?
– А почему убили остальных? — начал нервничать Саймонс.
– Им важно было разгромить офис. Поэтому они и перебили всех находившихся там людей. Сожгли документы, похитили жесткие диски. Но почему они так упрямо преследуют Олесю Бачиньскую?
– Перестаньте, — вмешался Конелли. — Мы все равно ничего не узнаем таким образом. Нужно заканчивать.
– Да, — согласилась Нащекина, — очевидно, она ничего не может вспомнить.
– Олеся, — попытался в последний раз Дронго, — вспомните, где еще вы могли встретить этого человека? В ресторанах, в барах, в кафе, в клубах, в театрах, на футболе… Где?
Она опять нахмурилась, пытаясь вспомнить.
– Перестаньте, — строго сказал, поднимаясь со стула, Конелли, — все и так ясно.