Оберег от нечистой силы
Шрифт:
— С-с кем? — не понял святоша и слегка отступил назад.
— Ну-у, — протянула я и осторожно, чтобы не испортить прическу, почесала затылок, — с женщиной…
Понятнее, конечно же, не стало, и святоша все так же вопросительно смотрел на меня. Хорошо, запоздало дошло до меня, не сбежал с криками, что демон вселился, и яйцо забитое между ног не увидел, и на Большой Уд меня не потащил…
— Ну-у, — снова протянула я, пытаясь не то что объяснить, а хотя бы самой разобраться в том, как рассказать святоше о своей второй половине, — понимаешь, мой папа ждал мальчика, — нашла я крайнего, —
Я вздохнула. Как же трудно объяснить то, что со мной происходит. Особенно, когда сама понимаешь, что это похоже на бред сумасшедшего.
— А когда, — я запнулась, — она во мне проснулась… женщина… мы с ней оказались совсем разные.
— Василиса, — святоша шагнул ко мне и снова обнял за плечи, — ты и есть эта женщина. Самая лучшая и самая прекрасная. Прости, что не сказал тебе об этом раньше, но я люблю тебя. Именно тебя, Василиса, такую неугомонную, шуструю и предприимчивую купчиху. Ты, конечно, красивая женщина, но таких красавиц вокруг очень много. А женщину с таким характером я встретил впервые. И я очень рад, что мы с тобой связываем наши жизни. И я клянусь, что никогда не буду запрещать тебе работать и зарабатывать. Ты научила меня, что даже презренное золото может служить на благо людей, что не каждый человек, стремящийся к богатству, готов забыть о тех, кто вокруг него, думая только о деньгах.
Я опустила глаза. Мне стыдно было смотреть на святошу, которые прямо сейчас открыл мне свою душу.
— И вот сейчас мы с ней, с моей женщиной, немного разошлись в желаниях. Она хочет на самом деле стать твоей невестой. А я хочу просто притвориться. На время. Чтобы не выходить замуж за святого отца.
— Притвориться? — Святоша смотрел мне в лицо, пытаясь найти ответ на свои чувства. И в его глазах мелькнуло что-то… от чего мне стало не по себе.
— Притвориться, — вздохнула я. И уточнила, — я, вообще, не хочу замуж. Ни за кого.
Моя женщина застонала и отвернулась.
Святоша медленно отошел и сел за стол.
— А зачем тогда ты огласилась на помолвку? — спросил он глухим, безжизненным голосом.
— Я думала, мы потом отменим все, — вздохнула я, — ну, святоша, я же вас тогда под столом пнула, чтобы вы мне подыграли. Я же понимаю, что на самом деле вы совсем не хотите на мне жениться. И я благодарна, что вы поддержали мою игру…
Мы молчали. Я осталась одна, моя женщина исчезла, заявив напоследок, что я непроходимая дура, а святоша сидел за столом и теребил пергаментный свиток, на котором были какие-то жития святых.
— Ты не знала, что помолвку, заключенную в храме, расторгнуть невозможно? — от звука его голоса сжалось сердце, но я ответила честно.
— Нет, — мотнула головой. Вот ведь чувствовала же, что что-то тут не так! Как удачно во мне взбунтовалась женщина. — Не знала. Простите, — прошептала, — я не хотела вас обидеть.
Он кивнул, отбросил в сторону свиток:
— Святой отец теперь от нас так просто не отстанет. У них с Великим князем, кажется, есть какие-то тайные намерения по поводу нашей свадьбы…
— Есть… но не тайные, — вздохнула я и рассказала о наших договоренностях. Я уже поняла,
— Жаль, что ты не рассказала мне все это вчера, — святоша встал из-за стола, — пойдем, я скажу святому отцу, что помолвки не будет.
Он встал и подошел к двери. Это было правильно. Это было то, что я хотела. Но я не могла сдвинуться с места. Да, я даже рукой и ногой не могла пошевелить. И не потому, что моя женщина снова попыталась занять мое место. Нет, она, вообще, испарилась, как будто бы ее и не было.
Но я смотрела на святошу и не могла заставить себя сделать шаг вперед. Я вдруг поняла, что причинила ему боль. Самую сильную боль, которую только можно себе представить. И хотя он не показывал, но я знала, я ударила по нему почти так же сильно, как когда-то отец. А может быть, даже сильнее.
Он ведь признался, что любит меня. Такую, какая я есть. Бестолковую дуру, которая так до сих пор и не поняла, что он тоже ей нужен. Потому что я не хочу с ним расставаться… Пусть будет нерасторжимая помолвка. А поженимся мы попозже. Когда я свыкнусь с этой мыслью и пойму, что готова. Ведь святоша, пожалуй, единственный мужчина, который будет ждать столько, сколько нужно.
— Святоша, — мяукнула я, все еще не понимая, что должна… нет, что хочу сделать.
— Идем, — он распахнул дверь и вышел, оставляя меня одну в келье.
— Златослав, — позвала я его по имени, — подожди.
Он обернулся. Погасшие от того, что я сделала, черные глаза безучастно смотрели на меня.
— Златослав, — я облизнула губы, решаясь произнести вслух, — я хочу за тебя замуж… попозже…
Святоша невесело усмехнулся:
— Это снова женщина пытается занять твое место?
— Нет, — я наконец-то отлепилась от стены и сделала шаг навстречу, — это я… сама… у нее ничего не получится… потому что она — это я. Просто умнее. А еще, — я сглотнула комок в горле, как тяжело заставить себя произнести то, что ясно поняла только что. — Потому что я, — я сделала еще шаг вперед, приближаясь вплотную к своему жениху, — я тоже тебя люблю…
Златослав молчал и, не отрываясь, смотрел в мои глаза. А я вспомнила, что глаза — зеркало души и изо всех сил попыталась раскрыть перед ним свою душу. Чтобы он увидел, это мои мысли, это мои чувства, а не какой-то недавно проснувшейся женщины.
Я еще никогда и ни на кого не смотрела так долго. И еще никогда мир вокруг меня не исчезал, оставляя наедине с тем, кто внезапно оказался самым близким человеком во всем мире.
17
Через полчаса мы уже были женихом и невестой. Вернее, по-местным порядкам, недомужем и недоженой.
Нет, ну, какие люди все же хитрые создания! Норовят облапошить даже самого Бога. Помолвка оказалась чем-то вроде светского брака. То есть мы для всех, кроме Бога, теперь муж и жена. Можем жить вместе, вести общее хозяйство и все остальное тоже можем. И даже детей рожать. Хотя это не поощряется, люди верят, что в таком случае душа ребенку достается случайная и часто не самая подходящая.