Оберег

Елеонский Владилен Олегович

– Все было бы до тошноты знакомо и до пошлости привычно, – продолжал зажигательно вещать Великанов, – поскольку все эти левые яхты и самолеты нам давно набили оскомину, если бы не одно обстоятельство, – яхта приобретена благотворительным Фондом поддержки деятелей искусств, спонсором которого является Валентин Елистратов. Нам удалось выяснить, что итальянская фирма-производитель «Гермес» предъявила упомянутому фонду счет на тридцать четыре миллиона евро, и он практически мгновенно перечислил средства. А теперь… внимание, самое главное! Нам удалось случайно раздобыть в Интернете чрезвычайно любопытный документ – смету расходов «Гермеса» на строительство яхты «ЕВО». Поверьте, добыть его было непросто, он хранится так, словно является особо важным государственным секретом. Вот, вы видите на своих мониторах,

все оформлено, как полагается, печати и подписи. Здесь перечисляются все работы вплоть до завинчивания болтов и все использованные при строительстве материалы вплоть до деревянных брусков и унитазов. Смотрим, смотрим и, наконец, доходим до графы «Итого». Что мы ожидаем увидеть? Конечно, сумму тридцать четыре миллиона евро!.. А что мы видим? Вы не поверите, но вот, черным по белому напечатано, вы сами видите… три миллиона четыреста тысяч евро! Граждане дорогие, вы можете такое представить?.. Я лично, когда увидел эту цифру, просто обалдел. Цена яхты «ЕВО» в десять раз выше ее реальной себестоимости! Хм, это по каким таким экономическим законам ее посчитали?.. Мы получили консультацию экспертов и выяснили, что рыночная стоимость такой яхты при всем желании никогда не превысит потолок в семь миллионов евро. Из этого следует, что разница в двадцать семь миллионов осела на счетах «Гермеса». Самым маститым грабителям и ворам остается только мечтать о такой добыче! А теперь смотрите сюда, вот еще один документ, согласно которому «Гермес» покупает какое-то смешное количество акций у компании «Рудокопинвест» по цене, вы не поверите, ровно двадцать семь миллионов евро! Теперь догадайтесь с одного раза, кому принадлежит компания «Рудокопинвест»? Правильно! «Ево» она компания, «ево» – Елистратова Валентина Оскаровича. Между прочим, формально Фонд поддержки деятелей искусств выполнил свое предназначение, – яхта «ЕВО» подарена Сергею Владиленовичу Тарасенко, песня которого «Девочки меня целуют», как известно, не так давно стала суперхитом. Я сам иногда забываюсь и мурлыкаю ее, когда моюсь в душе: «Жизнь – маршрут для суперяхты, И не с бухты всё барахты, Девочки меня целуют, К суперяхточке ревнуют». Так вот, Сергей Владиленович, заканчивая свою передачу, я к вам обращаюсь. Было бы здорово, если бы вы написали продолжение этой замечательной песни, и у меня даже родился первый куплет: «Выплываю с кипрской бухты, Ух, ты, ах, ты, ух, ты, ах, ты, И не с бухты все барахты, ах, ты, ух, ты, ух, ты, ах, ты!»

Я не мог больше слушать весь этот бред, остановил ролик и вышел на свежий воздух. Солнце клонилось к закату, кипрское побережье лежало на горизонте узкой полоской в голубоватой дымке.

Итак, мои милые спонсоры, якобы подарив мне яхту, намыли на мне около тридцати миллионов евро. Неплохо для начала!

Осадок в душе был настолько неприятным, что за целый месяц я не смог заставить себя сесть за стол и не написал ни одной строчки, а потом ранним утром ко мне на борт прибыл Рогожин и бесцеремонно поднял с постели.

– Молодцом, Владиленыч!.. Неплохо, я смотрю, ты здесь устроился. Пойдем, по рюмке чаю выпьем, перетрем кое-что.

Глава четвертая

Я думал, что мы будем, в самом деле, пить чай, но Рогожин несмотря на ранний час махнул стакан коньяка и хитро посмотрел на меня.

– Что с тобой происходит? Спонсоры недовольны.

– Точнее, спонсор. Елистратов, да?

Он секунду недоуменно смотрел на меня, а затем, сильно запрокинув голову, захохотал так, что едва не подавился шоколадной конфетой, которую перед этим небрежно бросил в рот.

– Понятно, – прекратив, наконец, смеяться и смахнув слезы с ресниц, сказал он. – Роликов Великанова насмотрелся. Ох и язва этот Великанов! Все не так просто, Владиленыч. Елистратов – всего лишь кассир, и ему глубоко наплевать на тебя и на твое творчество, он делает то, что ему приказывают. Есть люди гораздо более крутые, чем он, и именно они недовольны тобой. Бросай хандрить и срочно возвращайся к своим делам, а дела Елистратова тебя не касаются. Так у нас все устроено, и поверь, – Великанов тоже отрабатывает свой хлеб, причем такой, что тебе со своей скромненькой яхтой и не снилось.

– Я постараюсь.

– Вот и ладушки! Кстати, фронт работы я тебе привез. – Он повернулся и хлопнул в

ладоши, словно фокусник. – Милена, хватит там на ветру стоять, с непривычки простудишься. Иди скорее к нам, я тебя с твоим Пигмалионом познакомлю!

В кают-компанию скромно вошла стройная девушка с роскошной гривой золотистых волос, замечательными синими глазами и такими правильными чертами лица, будто их, в самом деле, вырезал из мрамора мастер, не уступающий по своему таланту Пигмалиону. Она была в легких светлых шортиках и легкомысленной цветастой маечке, которая плохо прикрывала ее высокую грудь.

Эти две модные тряпки, едва прикрывавшие ее точеное тело, лишь усиливали впечатление. Мне показалось, что вошла богиня, в мозгу что-то вспыхнуло, сердце сладко екнуло, и я испугался, потому что давно не испытывал таких ощущений и с недавних пор, как говорил, искренне стал полагать, что больше в силу возраста не испытаю ничего подобного никогда.

Рогожин с нескрываемым наслаждением следил за моей реакцией.

– Давай, Владиленыч, берись за большое дело, – сказал он, когда Милена скромно присела на краешек дивана, – педагоги в Москве вынесли свой вердикт, они считают, что у девочки нет ни капли таланта, а я тебе заявляю, что мы будем крупными идиотами, если не сделаем из этого очаровательного существа знаменитую певицу.

Так я, напрочь забыв о Елистратове и всех темных делах, связанных с моими таинственными спонсорами, занялся лепкой своей очередной Галатеи. Вначале она смеялась, думала, что дело наладится само собой, однако, как всегда, все оказалось не так просто, – у нее решительно ничего не получалось. Слова она безбожно путала, а в ноты попадала так, что мне хотелось заткнуть уши.

То, что Милена очень понравилась мне с первого взгляда, играло теперь с нами плохую шутку, потому что я не мог применить свой обычный метод – хардкор. Суть его состояла в жесткой требовательности к ученику и переносе самой черновой работы на первые минуты после раннего подъема. Встал с постели и бегом в студию на запись – одна неделя. Встал с постели, принял ледяной душ и галопом в студию на запись – вторая неделя. Встал с постели на полчаса раньше обычного и прыжками кенгуру в студию на запись – третья неделя. Встал с постели на час раньше обычного, сделал пробежку по палубе и живо в студию на запись – заключительная неделя.

Метод был проверен неоднократно и действовал безотказно. За месяц мои ученицы, как правило, набирали форму и обязательно выдавали на-гора шедевр, – исполняли мою песню так, как мною было задумано еще при написании текста. В чем здесь секрет и почему этот метод всегда срабатывал, я не знаю. Главное, что он срабатывал! Видимо, он пробуждает некие мозговые ресурсы и позволяет человеку выключить своего внутреннего цензора, который, словно злобный цепной пес, мешает ему обрести уверенность в себе и реализовать свои скрытые ресурсы.

Я безболезненно поступал так со всеми своими прежними ученицами, а с Миленой так поступить не мог. В итоге она спала до одиннадцати, до часу наводила туалет и загорала, до трех мы обедали в кают-компании и приступали к записи в лучшем случае часов в пять.

Затем нам снова хотелось чего-нибудь перекусить, а после еды тянуло в сон, или хотелось полежать в горячей ванне (я разрешил ей пользоваться моей ванной комнатой), и так продолжалось изо дня в день. Мы прекрасно проводили время вдвоем, с ней было удивительно легко и приятно общаться, она вовсе не была дурой набитой, какими обычно бывают писаные красавицы, а в один из вечеров на закате мне удалось показать ей, как я в открытом море кормлю рыбой дельфина, которого мне удалось приручить, и она восторженно хлопала в ладоши словно четырехлетняя девочка.

Все, что касалось отдыха, было просто великолепно, однако надо было работать, и здесь радость прекращалась. Вместо плодотворного труда мы получали лишь одну сплошную муку.

Я не мог повысить на нее голос, просто не мог, хотя все мои певицы-звездочки могут подтвердить, каким зверем я иногда бывал, когда у них что-то не получалось. В ней поразительным образом сочетались благородные манеры и непосредственность неискушенной деревенской девушки.

Короче говоря, я влюбился по уши, и работа не клеилась. Рогожин каждый день звонил мне по телефону и теребил, а я в ответ, конечно, обещал, но на самом деле не знал, что делать.