Обещание длиною в жизнь
Шрифт:
Мужчина…
Я горько усмехнулся себе под нос.
Я трусил совсем не как мужчина, ведь, черт подери, возможно, у меня есть пятилетний сын.
Но я молод, чтобы быть отцом! Мне же всего двадцать три, мать вашу! И… если бы я хотел иметь детей, то исключительно от Наоми.
Судьба — такая стерва.
В кармане завибрировал мобильник, и, не глядя, я вытащил его.
— Да? — поднес к уху, даже не взглянув на экран.
— Приветик, Зак.
Воздух застрял в горле, и мгновение, которое мне потребовалось, чтобы проглотить его,
— Шарлотта, — процедил я, сжав свободную руку в кулак. — Чего тебе?
— Почему ты такой грубиян? — она огорченно вздохнула.
— Кончай ломать комедию и говори, чего хотела.
Меньше всего я желал слышать голос этой девушки сейчас… да и вообще.
— Хочешь перейти сразу к делу? Ну ладно, — елейно протянула Шарлотта, и я представил хитрую улыбку, расплывшуюся на ее лице, отчего ощутил металлический привкус раздражения и отвращения у себя во рту.
— Так что? — рявкнул я. Затянувшаяся пауза конкретно давила на взыгравшие нервы.
— Мне звонила доктор Эмбер. Она и тебе звонила, но ты не отвечал, — короткий вздох. — В общем, я в Су-Фолс. Только что вышла из медицинского центра. Результаты теста готовы. Прямо в эту секунду я смотрю на процент твоего отцовства, Зак, — снова пауза. — Хочешь услышать ответ на вопрос, твой ли Лукас сын, сейчас, или дождешься завтрашнего дня, когда мы сможем увидеться?
— П-подожди, — в горле пересохло, и, превозмогая дикую болезненную сухость, я пытался произнести хоть слово внятно, без запинок. — Сегодня же выходной день… Не может быть, что…
— Откуда мне знать, как у них там все происходит, — с недовольством проговорила Шарлотта. — Факт в том, что я держу этот чертов документ в своих руках. Так тебе сказать, что в нем написано, или как?
Я не был готов.
Проклятье.
Я думал, что смогу услышать ответ на мучавший меня вопрос как минимум завтра, или послезавтра…
И я не хотел знать. Не хотел терять ту призрачную толику надежды в то, что не имею никакого отношения к Лукасу.
Если бы Наоми была здесь, рядом со мной, мне было бы проще.
— Говори, — стиснув зубы, сказал я.
Просто будь мужиком, Зак.
— Хорошо. Как скажешь, — могу поклясться, что Шарлотта прикусила губу, сдерживая улыбку.
Еще ни разу в жизни я не молился так, как сейчас.
Еще ни разу в жизни я не уповал на снисхождение Господа к моей жалкой душонке.
Дерьмо!
Я сжимал и разжимал заледеневшие пальцы. Телефон едва не выскользнул из вспотевшей от бешеного волнения ладони.
— Лукас твой сын на… — я так жалел, что находился далеко от блондинки, ведь за ее игру со мной хотел задушить ее, — девяносто девять и девять десятых процента. Прими мои поздравления, дорогой. И, да, я требую извинений за сомнения. Ужина в кафе будет достаточно.
ТРИНАДЦАТАЯ ГЛАВА
Мы в ответе за все, что происходит.
Можно сколько угодно спихивать свои неприятности
Я был не прав, обвиняя судьбу в собственных неудачах.
Это только моя вина, и ничья больше. Будь я предусмотрительнее, не будь я таким легкомысленным и беззаботным, все сложилось бы иначе.
Хах.
Не удивлюсь, если еще кто-нибудь залетел от меня.
Н-да. Умею же я приободрить себя в момент, когда нервы и без того накалены до предела.
— Зак? — тревожно позвала меня Наоми. — Не забывай, что ты за рулем и поменьше витай в облаках.
Я встряхнул головой и моргнул, с легким удивлением осознав, что едва не проворонил нужный поворот. Покрепче сжав пальцами руль внедорожника, я с благодарностью взглянул на Наоми; ее тон с шутливым укором вывел меня из транса. Большие, обрамленные длинными смоляными ресницами черные глаза с вопрошающим беспокойством смотрели в мою сторону.
— Извини, — ответил я, выдавив улыбку. — Задумался.
Мысли о Лукасе и подтвердившемся отцовстве ни на миг не покидали мою голову. Самый наихудший кошмар, о каком можно было только представить, воплотился в реальность. В гребаную реальность. Иногда, закрывая глаза, я видел перед собой результат ДНК-теста. Снова и снова в сознании всплывали слова Шарлотты, и вслед за ними — ее поразительно уверенные глаза, вонзающиеся в мое усталое лицо, проникающие вглубь и пожирающие остатки надежды.
Между бровей Наоми пролегла небольшая складочка, и взволнованный взгляд превратился в сочувствующий.
— Знаешь, это так не похоже на тебя, — вдруг сказала она.
— В смысле?
— О том, что ты много думаешь. Честно говоря, мне немного страшно.
Повисла непонимающая пауза, и Наоми хихикнула в кулак. Я шумно выдохнул, закатив глаза и усмехнувшись.
— Издеваешься, да?
Она засмеялась громче, и, если бы я не знал ее, то подумал бы, что это искренний смех. Но я знал свою девушку «от» и «до», поэтому легче не стало. Наоми улыбалась, потому что не желала расстраивать меня, потому что на самом деле она не хотела смеяться так звучно, что вскоре захрипела и закашляла, после чего притихла и опустила взгляд к приборной панели.
Я не знал, как выглядит умирающая надежда. Я не представлял, как тяжело наблюдать это в глазах человека, которого любишь.
Когда я рассказала Наоми о результатах экспертизы, то не на шутку перепугался, ведь во второй раз за время нашего знакомства увидел в глазах Наоми такую печаль, от которой мое сердце было близко к тому, чтобы разорваться на куски.
Первый раз был в дождливый вечер прошлого лета, когда вернулись наши родители и объявили о расставании, когда я повел себя, как настоящий идиот, и бросил Наоми. Я отчетливо помнил и вряд ли сумел бы когда-нибудь забыть, с какой болью она тогда смотрела на меня.