Обещание Гарпии
Шрифт:
Ночь тянулась бесконечно. Сначала Ева пыталась прислушиваться, но быстро устала. Её отвлекали посторонние звуки. Тикали часы. Щёлкал зубами в темноте Тибальд. Ева легла на спину и стала разглядывать ползающего по пальцам котошмеля. Изредка он встряхивался, почёсывался – и тогда вспыхивал жёлтым. И всякий раз Ева ощущала пощипывание перетекавшего в неё рыжья. Котошмель резко стартовал с руки, вылетел в окно и вернулся с крупным мотыльком в зубах. Мотылька он съел, а крылья уронил Еве на нос.
Ева смотрела на смутно белеющий потолок, на свой боевой браслет из стальных пластин, скреплённых
Чтобы отвлечься, она стала вспоминать свою предыдущую, не слишком длинную жизнь. Если бы можно было странствовать по предыдущей жизни и ремонтировать свои неправильные поступки! Зализывать раны. Ведь это же так печально, что ничего изменить нельзя! Если бы можно было что-то улучшить, загладить, распутать клубок!
Внезапно котошмель на руке Евы насторожился. Его уши как локаторы обратились к двери. Ева хотела обратить на это внимание Настасьи, но не успела. Настасья узкой рукой зажала ей рот. Что-то происходило в невидимом лабиринте. Что именно, Ева не знала, но из лабиринта дохнуло смертью. Над полом в воздухе прорезался узкий серый шов. Серое на сером в смазанных ночных тонах. И это серое слабо мерцало.
Едва Филат увидел серый шов, как в нём шевельнулся прежний, в Саратове испытанный ужас. Опалённое когда-то запястье прожгло острой болью. Казалось, боль никуда не уходила, а всегда жила в нём. Лицо сминалось как резиновая игрушка. Непокорные брови смиренно улеглись, пытаясь стать как можно незаметнее. Сам он тоже съёжился, сгорбился.
«Не бойся страха! Страх уничтожает тебя, но это оружие можно обратить и в обратную сторону!» – вспомнил он один из советов мамы.
Но сейчас это правило не работало. Ничего не работало. Глубоко дыша, чтобы страх не сорвал его в панику, стожар бесшумно соскользнул с дивана и на четвереньках пополз в коридор. Он ничего не соображал, но не ошибался. Лабиринт распутывал легко.
Прежде чем он выполз в коридор, со стороны входной двери что-то беззвучно лопнуло. Коридор залило выжигающим светом. Одновременно с этим что-то вспыхнуло и в комнате с лабиринтом. Серый шов наполнился мертвенным сиянием. Сияние было не таким ярким, как свет из коридора, но намного более противным, точно сочилась жижа.
Ева не могла ни двинуться, ни крикнуть. Даже вдохнуть не могла. То же самое происходило и с остальными. Гранатомёты на плечах Люборы не успели повернуться и застыли в промежуточном положении, целя в глухую стену.
В дверях выросла огромная фигура. Свет падал на неё сзади, и оттого фигуру было толком не рассмотреть. Ощущалось одно – её колоссальный размер. Фигура остановилась, озираясь. Оценила беспомощное положение Евы, Люборы и остальных – и сразу переключилась на заполненный мертвенным свечением шов.
Из шва толчками вылезало узкое существо – змей, будто вылепленный из лунной пены. У него были короткие лапы, но ими змей не пользовался и полз, извиваясь всем телом. Из его маленьких глазок, сидящих по бокам головы, изливалось голубоватое сияние – и как-то сразу стало понятно, что существо видит всё, что залито этим сиянием, и не видит ничего другого.
Ева ощутила, что пощады не будет. Это было даже не ощущение, а понимание сути вещей. То, что сработало с химерой, горгульей, котошмелём, хафгуфой, со змеем
Невидимый лабиринт стал для змея сюрпризом. Его отбросило в одну сторону, в другую. Змей ускорялся, завивался петлями. Один раз он оказался совсем близко к Еве и хотел атаковать её алым жалом, но повернул морду не в ту сторону – и его опять отбросило.
На этот раз он случайно оказался у дверей, рядом с той неподвижно стоящей фигурой, увидел её, зашипел и бросился в атаку. Мертвенный свет столкнулся с золотым, выжигающим. Громадная фигура, получив удар тупой мордой в грудь, откинулась назад, зашаталась. Ева увидела красный глиняный контур, а внутри него ещё один, ледяной. Морда змея ударила по ледяному контуру, а алое жало вонзилось в центр фигуры.
Полетели осколки глины и брызги льда, мгновенно превратившегося в воду и пар. Устояв на ногах, фигура занесла руку и ударила змея посохом. Посох сиял так, словно был вылеплен из сплошного рыжья. Ева ждала звука от удара, но ничего не услышала. Посох дважды пронзил змея насквозь, рассекая пену, из которой тот был соткан. После второго удара посох в руке у великана померк. Послышалось шипение. По комнате разлилась душная вонь.
Змей застыл на полу. Обе челюсти хаотично щёлкали, а жало наносило уколы в пустоту. Наклонившись, великан внимательно посмотрел на змея. Затем на гаснущий, съёживающийся посох в руке. Попытался ударить змея в третий раз, но посох лишь слабо вспыхнул. Оглушённый змей зашевелился, приходя в себя. Великан заспешил. Крупными шагами прошёл через комнату, гаснущим посохом нанося по воздуху короткие удары. В воздухе что-то слабо вспыхивало и прогорало.
Великан подошёл к руну и сдёрнул его со стены. Вернулся к змею, руном обхватил его голубоватые, из лунного света сотканные бока и потащил змея к прорези в воздухе. В несколько приёмов протолкнул его туда и точно огромной иглой зашил прорезь несколькими движениями посоха. Как только это было сделано, посох рассыпался на множество холодных серебристых искр. Великан деловито огляделся и, запахнув плащ, направился к выходу из комнаты. Следовал он тем же путём, как и попал сюда. Новых троп не прокладывал, опасаясь магии.
Перед тем как уйти, остановился на пороге и долгим взглядом посмотрел на Еву. Он ощутила его взгляд – долгий, непонятный и, пожалуй, не враждебный. Потом повернулся и вышел, унося с собой золотое руно. Ева смогла двинуться не раньше, чем погасла последняя искра. Рядом с ней на полу сидела Любора и трясла головой. Чуть дальше точно мокрая собака встряхивался и щёлкал зубами Тибальд. Бермята помогал подняться Настасье.
Рядом с Евой возник стожар. Он уже вполне опомнился. На место прорези старался не смотреть, только бросил быстрый, исследующий взгляд.