Обещай мне чудо
Шрифт:
Катарина принялась прихорашиваться, затем с гордым видом ходить по комнате, но вдруг резко остановилась.
– Подарок! – воскликнула она. – Я не могу пойти без подарка в знак уважения.
Сапожник и его жена переглянулись.
– А кролики подойдут? – спросила миссис Юнстлер.
– Вполне, – ответила Катарина.
Жена сапожника похлопала ее по руке и сказала:
– Деммин может отвести вас к Еудо, пивовару. Он проводит слишком много времени в оленьем парке герцога. Когда-нибудь, помяните мое слово, он выпьет слишком много эля и не сможет убежать от гончих сынка. Но сегодня он в состоянии предоставить
– Вы, как всегда, очень добры ко мне, – сказала Катарина, целуя женщину в щеку. – Спасибо за вашу доброту.
Жена сапожника вспыхнула при таком проявлении благосклонности, а мастер Юнстлер кашлянул, чтобы скрыть гордость.
Хозяйка в последний раз потянула за воротник сорочки, доставая его из-под куртки и расправляя.
– А теперь следуйте за Деммином, мадам. Он достанет вам кроликов, а потом проводит прямо…
– …в сад, – закончила за нее Катарина.
– В сад, – кивнув, повторила миссис Юнстлер.
Александр проводил взглядом двоих мужчин, которые крадучись выскользнули из переулка позади мастерской сапожника, но не двинулся с места. Куда запропастилась эта чертова баба? Ему следовало догадаться, что она вынашивает какие-то планы даже и тогда, когда она заставила его почувствовать вину перед ткачом за несбыточность его мечты о полях для отбеливания льна.
В походке одного из мужчин, как раз входящих в круг света, отбрасываемого факелом на углу лавки жестянщика, было что-то не совсем мужское. Александр насмешливо фыркнул, когда мужчины, зайдя за угол, скрылись во тьме. Придворные, вращающиеся вокруг сильных мира сего, всегда были бесполезными созданиями, и не было ничего удивительного в том, что фон Меклен окружил себя сворой никчемных лизоблюдов. Если подлый граф и имел рядом с собой полезных людей, то, несомненно, они таились где-нибудь в тени.
Взгляд Александра снова скользнул по переулку. Он ходил бы сейчас по комнате в «Пронзенном Копьем Кабане», и с каждым шагом гнев на исчезнувшую жену все возрастал бы. Но, к счастью, ткач, несмотря на мысли, занятые льном, был настороже.
– Мальчишка? – переспросил ткач после того, как Александр заметил, что его подмастерье исчез. – Вы имеете в виду того бездельника, который зашел сюда вместе со мной? Это младший сын мастера Юнстлера, не мой, хвала всем святым. – Глейн пожал плечами. – Как всегда, замышляет какую-нибудь проделку.
Ночь становилась чертовски холодной, Александр сложил чашечкой руки и подышал на них, чтобы согреть. Черт бы побрал эту женщину! Без сомнения, она-то уютно устроилась у камина в доме сапожника, хотя одному Богу известно, о чем они могут там болтать. Он фыркнул. О сапожках, несомненно. Против воли на его лице появилась усмешка. Или садовых принадлежностях. Он печально покачал головой. Что ни говори, она мужественная женщина. Перед его мысленным взором возникла картина полей с созревающей пшеницей – золотистые нивы там, где он ожидал найти заброшенные фермы и необработанные, поросшие сорняками участки земли. Вновь выкопанный колодец, строящийся мост, к которому время от времени усердно прибивали по одной доске.
Он вспомнил рассказ о том, как она спаслась после гибели матери. И что за неукротимый дух! Александр представил отца, торгующегося с итальянским купцом за право обладания мальчиком с ангельским голосом, и невольно тихо засмеялся. Как жаль, что он не присутствовал при этом. Он попытался представить поразительно синие глаза Катарины, смотрящие из-под мальчишеской шапки. Ее роскошную фигуру, затянутую в мужские бриджи и…
Его взгляд устремился на факел.
– Эта маленькая… – пробормотал он, закончив фразу грубым ругательством, вприпрыжку пересек грязную улицу и резко остановился. Куда бежать? Город притих, обессиленный после двух базарных дней, хотя несколько горевших огней свидетельствовали о том, что кое-кто еще пытался вести торговлю.
На полпути ко дворцу, все еще сияющему огнями на вершине холма, Александр услышал вой собаки, скрипучий, неровный лай нечистокровной гончей. Он подумал, что это, наверное, какой-нибудь подвыпивший мастеровой невольно встал поперек дороги какому-то псу, и продолжил путь дальше.
Он снова посмотрел на дворец и почувствовал, что его сердце сжимается по мере того, как крепнет подозрение. Его мозг, словно кинжалом, прорезало слово предательство. Он выдернул горевший у лавки жестянщика факел, чуть не вырвав при этом шаткий железный остов из стены, и побежал на лай собак.
Остановившись в тени перед входом в сад, окружающий дворец герцога Таузенда, Катарина крепко сжала полотняную сумку, в которой лежала пара только что пойманных кроликов. Хотя пивовар с готовностью расстался со своими кроликами, она подозревала, что в этом большую роль сыграла угроза миссис Юнстлер, чем ее деньги.
Рядом с ней нетерпеливо зашевелился Деммин.
– Берегитесь капитана Хазарда, – настойчиво прошептал он. – Охранников теперь не очень много, но он такой отвратительный хорек, какого ни за что не захочешь встретить, и остерегайтесь слуг сына. Не дай Бог, если схватят они. С капитаном по крайней мере есть возможность остаться в живых.
– Я буду осторожна, Деммин, спасибо, – шепотом ответила она, снова отметив про себя, что горожане перестали называть ее брата по имени. Если вообще о нем говорили, что происходило крайне редко, то называли просто «сын».
– Хорошо. Ну, тогда… – Деммин беспокойно задвигался, и у Катарины появилось внушающее беспокойство неприятное чувство, будто он собирается с духом, чтобы поцеловать ее. – О! Мама убила бы меня, если бы я позабыл, – пробормотал он и принялся рыться в карманах своей кожаной куртки обеими руками. Минуту спустя он вытащил деревянную закрытую пробкой трубочку, в таких солдаты обычно держат одну меру пороха.
– Я не взяла с собой пистолет, – сказала она.
– Это не порох, а жир. Для петель.
Она кивнула и взяла у него трубочку, а он снова принялся шарить в карманах и извлек длинный тонкий остроконечный предмет.
– А это для замков.
– Ты просто сокровище, – прошептала она, сжав его руку, и почувствовала легкое движение, свидетельствующее о том, что он резко поклонился, а затем Катарина услышала легкий шорох шагов, направляющихся по выложенной кирпичом тропе вниз – с холма к городу. Теперь она была одна.