Обещаю тебя забыть
Шрифт:
Леша уходит в общий зал, а я медленно плетусь к випу. В голове хоровод из дурацких мыслей, которые мне не нравятся. Я пытаюсь думать о чем-то отстраненном: о сыне, о Ритке, о будущих выходных, — но ловлю себя на том, что принюхиваюсь к своей одежде. От меня пахнет Горовым. Его парфюмом, его запахом. Как? Ну вот как, если я только что целовалась и обнималась с Лешей?
Подношу руку к носу, пытаясь различить дымный аромат, но вместо этого чувствую настойчивые древесные нотки кедра и сандала. И внутри все переворачивается, вспыхивая нужными мне ощущениями. Теми самыми, которых
Это фиаско, мать. Если только дело не в парфюме. Но ведь не будет Горов пользоваться афродизиаком? Смешно же. Хотя мысль купить Леше похожий аромат все же мелькает на задворках сознания.
Ладно, ерунда. Переживем. Однажды справилась, и в этот раз смогу. Как говорится, что не убивает, то делает нас сильнее.
В санузле тщательно мою руки с мылом, чтобы смыть все ненужные мне запахи. Знаю, что мне это мало поможет: из головы Стаса не вымоешь, но хоть какая-то надежда на то, что я смогу таким образом избавиться от преследующего меня невидимым способом Горова, не покидает.
А вот идти назад к клиентам заставить себя не могу. Ломать себя с каждым разом становится все тяжелее.
Поэтому, когда замечаю на лестнице спускающихся мужчин, облегченно выдыхаю. Касатик со своим замом прощаются со Стасом, желая счастливого пути последнему. Договариваются держать друг друга в курсе дел и жмут руки. Я тенью жду в сторонке.
Со странным удовлетворением отмечаю, что Горов уходит один, без той блондинки, что липла к нему в зале.
Они идут мимо, не обращая на меня внимания, и лишь в самом конце Стас задерживает на мне свой взгляд. Я тут же отворачиваюсь. Хватит на сегодня этих зрительных контактов между нами. Сыта по горло.
И он уходит. Молча. Так и не сказав мне ни слова, даже банального «до свидания».
Только вот почему-то после его ухода вместо облегчения я чувствую не долгожданную радость, а противное, разъедающее душу разочарование. Странную опустошающую обиду.
И только интуиция, которая вместе с надеждой сегодня работает против меня, шепчет, что это не конец. Что это только начало. Знать бы еще, начало чего?
Глава 13
— Кать, может, не стоит? — делает последнюю робкую попытку Рита. — А если ты там этого дебила встретишь? Если он опять набросится на тебя? Он же неадекват, сама говорила: убить тебя обещал.
— Не встречу. Я и так не приезжала на ее годовщину, все некогда да нет времени.
— Ты была в церкви, — напоминает подруга.
— Рит, я туда и обратно. Одним днем. Нигде шляться не собираюсь. Заеду к баб Маше, узнаю, что да как, оставлю денег, чтобы она наняла оградку покрасить. И на кладбище съезжу. Снится она мне, понимаешь? Уже который день.
— Ты просто скучаешь. И не отпускаешь. Вбила себе в голову, что если не в день смерти, так в день ее рождения нужно поехать, да?
Мама умерла пять лет назад. Как раз через месяц после моего расставания со Стасом.
Это стало очередным ударом для меня в тот период. Если бы не беременность, не мой сладкий сыночек, которого я носила тогда под сердцем, я бы не выжила. Просто не выкарабкалась бы. Ромка стал моим стимулом двигаться дальше, не позволил опустить руки.
— И что? — начинаю злиться.
— Да ничего, — отступает Рита, наблюдая, как я складываю в сумку необходимые мне вещи: паспорт, расческу, деньги. — Просто ни одна мать не пожелает риска своему ребенку ради того, чтобы увидеть его на своей могилке. Но дело, конечно, твое. Все равно ведь не передумаешь.
Я пропускаю ее слова мимо ушей, и она больше не спорит. Смотрю на часы: электричка отъезжает через час. Успеваю.
— К ночи вернусь, не переживай.
— Ну, смотри. В случае чего — пиши. Я на связи.
До нужного мне города я добираюсь ближе к обеду. Покупаю цветы, беру такси и в первую очередь еду на кладбище. Знакомую оградку нахожу сразу.
Слишком поздно вспоминаю, что не захватила с собой перчатки, поэтому сухую траву и сорняки приходится выдирать голыми руками. Протираю от пыли памятник, поправляю венки, оставляю цветы рядом.
Сердце щемит, когда вижу улыбающееся лицо на портрете. Столько лет прошло, Ромке уже четыре года, а все равно пустота в душе не зарастает.
Присаживаюсь на лавочку и несмело начинаю рассказывать, как у меня дела. Знаю, что это больше разговор с самой собой, фантомное ощущение исповеди, но после таких вот монологов всегда становится легче. Не покидает чувство, будто на самом деле посидела в гостях у мамы, поболтала с ней о жизни.
Уходить тяжело. Кажется, что что-то недоговорила, не до конца сделала. И каждый раз обещаю себе, что буду приходить сюда чаще.
На обратном пути заезжаю в продуктовый магазин, покупаю крупы, сахар, печенье, мясные консервы, молоко и с полными пакетами иду к бывшей соседке. Мама дружила с ней, помогала, ухаживала. Баб Маша всегда говорила, что после смерти оставит квартиру ей, даже прописала у себя, а вышло, что мама ушла из жизни раньше.
— Катенька! Здравствуй, моя хорошая. А я думаю, послышалось или правда стучит кто? — встречает меня на пороге баб Маша.
Старенький халатик, сверху теплая жилетка и вязаные разноцветные носки. Она мерзнет даже в самую теплую погоду. Седые волосы убраны в аккуратный пучок, морщинистое лицо стало еще худее.
— Проходи, не стой. Ой, опять понакупила всего! Да зачем, Катюш? У меня все есть, я же мало ем, ты знаешь.
Она шаркает стоптанными тапочками следом за мной на кухню. Баб Маша и правда мало ест, но, как по мне, потому что привыкла: пенсия маленькая, и на всем приходится экономить. Вот и выходит, что после оплаты коммунальных да покупки лекарств остается всего ничего.
— Тут тоже немного. Крупы долго хранятся, а скоропортящихся продуктов я взяла по чуть-чуть. Вот тут деньги. И не смей откладывать себе на похороны, слышишь?