Обесчещенная на ярмарке
Шрифт:
Подходя к лавке, сестры услышали разговор между Эженом и его отцом. Старик, видно, предлагал сыну развеяться и сходить на ярмарку, а тот ответил неожиданно резко:
– Ни за что, папа! Мне это мероприятие противно, как и девушки, которые готовы вот так себя продавать. Даже в страшном сне к такой не прикоснусь!
Ивонна почувствовала, как ее сердце сжалось, а от лица будто отлила вся кровь разом. Бросила быстрый взгляд на Жильберту – та или не вслушивалась в разговор, или не придала ему того значения, какое придала младшая сестра. Едва сестры вошли, разговор стих, и лавочник душевно поприветствовал
***
Совершеннолетие Ивонны выпало на среду – за три дня до ярмарки, мысль о которой так пугала девушку.
Ни о празднестве, ни о подарках не могло быть и речи. Всю зиму сестры едва сводили концы с концами, и сейчас, в начале весны, Жильберта растягивала последние прошлогодние припасы, как могла. Но все же утром Ивонна с удивлением увидела в руках сестры какой-то сверток, который, судя по всему, предназначался для нее.
– Сама понимаешь, купить подарок мне было не на что, – сказала Жильберта, протягивая ей сверток. – Но все же я не могла оставить твое вступление во взрослую жизнь без подарка, и поэтому…
Ивонна не дала ей договорить: едва развернув сверток, она заметила уголок кружева… Да это же платье!
– Спасибо, сестренка! Я сейчас же и примерю его! – и она бросилась в спальню.
Девушка проворно скинула застиранные юбки, корсет и сорочку. Вытряхнула содержимое свертка на постель. Странно: уж больно мало ткани в этом платье. Прилично ли такое носить? Она осторожно надела платье на себя, прохладная ткань приятно скользнула по телу. И удивленно оглядела себя в мутноватой глади зеркала.
Ткань была почти полностью прозрачной. Она немного скрадывала контуры груди и ложбинку между ними, но нежные девичьи соски, похожие на первые цветы персикового дерева весной, отчетливо проступали под тонкой материей. Впалый живот и тонкая талия девушки, не знавшей обильных кушаний, терялись под складками платья, но был виден русый пушок в том месте, где начинались ее крепкие стройные ножки.
Привыкшая носить бесформенные одежды, скрывавшие ее девичье тело от посторонних глаз, девушка умерла бы от стыда, если бы кто-то увидел ее в таком одеянии. Поэтому она поскорее сменила странный наряд на привычные обноски и со слезами на глазах вернулась к сестре.
– Жильберта, что же это такое? Это платье… Оно… Бесстыжее…
Жильберта в ответ проворчала:
– Все потому, что ты убежала и даже не дослушала меня. Это никакое не платье. Это – ночная сорочка. Ее подарил нашей бедной маменьке наш бедный папенька на свадьбу… Но та так и не решилась ее надеть, побоялась испортить дорогую ткань. На мое восемнадцатилетие мама передарила эту сорочку мне. Ну а я, как тебе прекрасно известно, так и не вышла замуж. Так что теперь она – твоя. Конечно, это одежда не для посторонних глаз, а только для твоего будущего мужа. Впрочем, поскольку ты решила участвовать в ярмарке…
Старшая сестра не смогла подобрать слов, чтобы продолжить эту речь, и лишь махнула рукой. От упоминания злосчастной ярмарки праздничное настроение снова покинуло Ивонну. Она скомканно поблагодарила Жильберту и проводила
***
Вечером, крутя в руках стебелек мать-и-мачехи, Ивонна все думала о словах старшей сестры. В свои двадцать пять Жильберта не просто была красавицей: она во всем превосходила Ивонну, во всяком случае, по мнению последней. Глаза и волосы ее были темнее, а оттого выглядела она загадочнее, чем голубоглазая Ивонна с ее светло-русой косой. Когда Жильберта затягивала надетый на сорочку корсет, ее грудь вздымалась выше и пышнее, чем у Ивонны, и изгиб ее бедер был круче. И все же старшая сестрица наотрез отказалась не только участвовать в ярмарке, но даже выходить замуж, хотя предложений за эти годы было – хоть отбавляй.
Никто в деревне не понимал, почему Жильберта сделала такой выбор, но посудачить на эту тему ох как любили. Вот и сейчас собравшиеся под персиковым деревом девушки высказывали свои теории, нисколько не смущаясь присутствием младшей сестры Жильберты, да еще и именинницы.
– Говорят, она просто не по мужской части, – хихикнув, заявила Николетта, которая была на два года старше Ивонны. – Но как по мне, ради ярмарки можно было и поступиться своими принципами. Уверена, с ее внешностью Жильберта заработала бы столько, что могла бы купить целый дом в Льеже!
– Да ведь не в деньгах счастье, – пожала плечами жена жестянщика Адель. – Ведь репутацию уже не отмоешь. Только представь – тебя везде будут встречать как женщину, с которой сотворили такое!
И Адель брезгливо поморщилась. Она в свое время в ярмарке не участвовала и часто поддевала тех, кто согласился на такое бесстыдство, по ее собственному выражению.
– А я с Николеттой согласна, – встряла прагматичная Мари. – Уж если послал бог красоту, почему ей не пользоваться? И потом, все прекрасно понимают, что у нас, деревенских, другой возможности заработать свои первые деньги просто-напросто нет. Разве же на меня кто-то косо смотрит?
– Но некоторые парни говорят, что не женятся на девушке, которой торговали на ярмарке… Так мне рассказывали, – быстро добавила Ивонна, и сердце ее снова сжалось от мысли об Эжене. – Значит, в этом все же есть что-то… Не совсем правильное.
– Да брось, Ивонна. Ну, какой-то паренек будет воротить от тебя нос, и что с того? Зато после ярмарки ты сможешь стать богаче всех деревенских парней вместе взятых.
– Не в этом счастье, – повторила Адель.
Но Николетта возразила:
– А по мне, так в этом счастье и есть. Не в самих деньгах, то есть, – поправилась она, – но в свободе, которую они приносят. А репутация… По мне, так просто пустое слово. Вот взять тебя, Адель. Ведь я знаю, что ты хороший человек, и все в деревне это знают. Неужели ты думаешь, что тебя перестали бы уважать, если бы ты решила участвовать в ярмарке?
– Да, сейчас нравы уже не те, – задумчиво протянула Адель. – Может, и вправду не перестали бы. А только испытывать это мне бы не хотелось.
– Адель нам просто завидует, – уверенно сказала Мари Ивонне, когда они попрощались с подругами. – Куда ей на ярмарку, и гроша бы там не заработала. Что с нее взять – худая и пучеглазая, что твоя камбала. Вот и пришлось выйти за жестянщика…
Конец ознакомительного фрагмента.