Обет молчания
Шрифт:
Конечно, сделать липовую книжку есть возможность у любой работницы отдела кадров, но это, как минимум, усложняющий жизнь любовный роман. Убедить кадры закрыть глаза на некоторые канцелярские нарушения и выписать новую трудовую мог, в принципе, любой начальник, но для этого надо быть с ним знакомым. Я определил цель — руководящее звено небольшого предприятия или учреждения. Где их искать? На работе с подобным контингентом не познакомишься, там они заперты в непробиваемые официально-бюрократические доспехи. Дома? Так не приглашали. Где же еще может проводить
Кино — слишком непрестижно. Баня — для избранных. Дачи — не сезон. Остается ресторан.
В центре города я выбрал несколько престижных, но не очень шумных ресторанов и, ежевечерне меняя, стал посещать их. Я подсаживался к хорошо одетым мужчинам с типичными командно-управленческими жестами и манерами, легко читаемыми в обращении с официантами, заказывал не очень обильную, но достаточно изысканную еду и выпивку. Щедро угощал соседа, однако веселых бесед не поддерживал и вообще был печален, рассеян и замкнут в себе. Рано или поздно, чувствующий себя обязанным за бесплатное угощение, сосед по столику задавал нужный мне вопрос.
Быстро выяснилось, что этот город для меня случаен, что молодая жена через три месяца после свадьбы наставила новоиспеченному мужу, то есть мне, рога с моим же близким приятелем. Что, не перенеся такого удара, я бросил все: работу, квартиру и в чем есть шагнул за порог, сел в поезд и поехал куда глаза глядят. И теперь, не видя выхода, просаживаю здесь последнюю наличность в этом вот ресторане. Что ходу назад нет, что легче лечь на рельсы, чем сесть в идущий по ним обратно поезд. Вот такая душещипательная история.
Застольный сосед, изрядно подогретый дармовой выпивкой, сочувствовал, входил в положение и давал бесполезные, а когда и очень даже ценные советы.
— Брось ее, стерву! Оставайся здесь, живи, устраивайся на работу. Городок у нас ничего, девчат хватает.
— У меня трудовой нет, характеристик, военного билета, диплома. Все там осталось, — безнадежно вздыхал я.
— Пусть вышлют.
Я категорически мотал головой, как бы говоря — назад ходу нет, старая жизнь перечеркнута жирной чертой. Любые упоминания о прошлом — ржавый нож, воткнутый в незажившую рану. К тому же, если узнают мое местоположение, начнутся уговоры, раскаяния, слезы, угрозы. Нет! Не хочу!
— В конце концов можно устроиться так, а потом когда-нибудь переправить документы, — искал выход из положения новый ресторанный друг, — у меня есть знакомые, можно поговорить...
Отгуляв два десятка ресторанных вечеров, я располагал кучей знакомых и полудюжиной интересных деловых предложений. После тщательного анализа я выбрал одно — опытное производство в небольшом не режимном (значит пристальной проверки не будет) НИИ. С подачи зам. директора по административно-хозяйственной работе отдел кадров сломался быстро и принял меня на работу в должности мастера инструментального цеха. Предлагаемую работу снабженца я отверг, как чересчур опасную — кто знает, с кем может столкнуть судьба-злодейка находящегося в постоянных разъездах
В общежитии завода-субподрядчика меня обеспечили койкой в комнате и, что много важнее, легальной пропиской в паспорте. Штамп выписки я загодя нарисовал с помощью обыкновенной ручки и ластика.
Короткий, полный комплиментов и полупрозрачных намеков разговор с перезревшей комендантшей общежития, превратил комнату на троих в отдельную, хотя и с двумя пустыми койками и перспективой возможного подселения квартирантов. В профкоме, не без помощи все того же зама по АХЧ меня поставили в очередь на квартиру.
— Не дрейфь, — дружески стучал меня по плечу зам на очередной дружеской вечеринке, — получишь квартиру, обживешься и потечет жизнь тип-топ!
По первым пунктам натурализации можно было подводить итог — есть устойчивая, не без перспективы работа, прописка, жилье, круг весомых, способных помочь в самых щекотливых вопросах, знакомых. Оставался пустяк — личная жизнь и, желательно, не с комендантом родного общежития. Что ж, не плохо. Очень не плохо! Наверное далеко не каждый курсант учебки может похвастаться такими успехами. Меньше чем за месяц провернуть такую работу!
Я упивался горячей любовью к самому себе, не догадываясь, что уже следующая неделя развеет в прах с таким трудом построенную мною пирамиду благополучия. И виной тому будет не хитроумный контрзаговор, не умный ход противной стороны, а совершенно нелепый, совершенно дурацкий случай, предусмотреть который не в состоянии даже самый умудренный профессионал. Я радовался как надутый гусак, а стрелки отсчитывали последние часы моего благополучия.
Наверное сам черт дернул меня в тот вечер отправиться на вокзал. Приспичило принести на ответственную, в смысле наработки полезных связей, вечеринку бутылку марочного коньяка, вместо обычной водки. Магазины были закрыты, ближайший ресторан — вокзальный. Так я и очутился один на один со случайной арбузной корочкой, на которой, успешно поскользнувшись, разбился в самые последние дребезги.
— Будьте добры, ваши документы, — попросил молоденький, с ушами в стороны, милицейский сержантик.
— А в чем собственно дело?
— Дело в документах. Паспорт предъявите.
— На каком основании? Я не понимаю почему!.. — с уверенным напором начал я. Но уверенности я не чувствовал, а чувствовал противный липкий страх. Где-то я прокололся. Но где? Когда?
Можно было попытаться убежать, но за спиной сержанта стоял его напарник. Рисковать? А если это обычная формальная проверка?
Выказывая всем своим видом нетерпение я протянул паспорт.
— Ну точно! Я же чувствовал. Я же видел! — совершенно по-детски обрадовался сержант, — меня в милиции всегда в пример ставили за память. Я раз увижу и все, навек! Ну вот же, вот! Фамилия другая, а паспорт выдан и предыдущая прописка как раз по месту розыска. Хорошо я при переводе ориентировку забыл сдать, так и осталась в планшетке. И на тебе, пригодилась! А лицо. Посмотри — лицо-то не его! Вот скулы, разрез глаз... Посмотри.