Обезьяны
Шрифт:
Переступив порог, вы теряетесь. Вас окутывает чад служебного рвения. Ну да, тут есть эскалаторы, они без устали накручиваются на невидимые веретена, что правда, то правда, а все свободное пространство на стенах занято указателями, они показывают, куда вам следует обратить ваши немощные стопы в поисках исцеления. Однако направьтесь в сторону антресоли, минуйте столовую с ее ухающей и воющей публикой, состоящей на четверть из бледномордых мамаш и на три четверти из бледномордых детенышей, прошествуйте сквозь череду двойных дверей – и вы окажетесь в месте, где никто не бывает и никто не живет. Там в палатах на скелетах гнезд возлежат духи давно умерших или выписанных больных, а надломленные души давно уползших прочь медсамцов скорбно топчут линолеум. Там вы найдете
В этих коридорах – коридорах больницы и одновременно коридорах чего-то, что некогда было больницей, но больше ею не является, – чувствуешь себя очень странно. Чувствуешь себя сбитым с толку, смущаешься, недоумеваешь – особенно если притащил сюда собственное хрипящее чадо и преодолел с ним бесконечные холлы и эскалаторы, а попал не в кабинет педиатра, а в какую-то египетскую пирамиду, где одна только пыль да следы былого величия. Впрочем, это не касается медицинских сотрудников, они, в конце концов, живут в этом здании и знают все его закоулки не хуже малыша, который вмиг обозначит вам точный цвет мха, растущего между камнями на пороге его группового дома, – не просто зеленый, а какой именно из всевозможных оттенков. Персонал перемещается по больнице уверенно, медики не задумываясь перечетверенькивают от одного места работы к другому, и даже если дорога пролегает через один из вышеописанных «коридоров-призраков», не замечают его. Просто вычеркивают из памяти свое пребывание в «мертвой зоне» и появляются в нужном месте словно бы из воздуха.
Единственный камень преткновения для сотрудников больницы «Чаринг-Кросс», и то лишь для тех, кто имеет дело с психиатрическим отделением, – служба скорой психиатрической помощи. Не показать, чтобы эта служба – без которой нельзя и помыслить жизнь в районе, где постоянных жителей существенно больше, чем временных, – пришла в упадок или пала жертвой серьезного сокращения бюджета, как это случилось с амбулаторным ортопедическим отделением, клиникой по лечению бесплодия и самочьей консультацией. Ее скорее изгнали, отхаркали, изблевали, выбросили вон из здания на одну из подсобных парковок, и с тех пор она ютится в невзрачном сооружении, установленном на подпорки из шлакоцементных кирпичей (все – разного размера) и ни капли не похожем на гордый, футуристический монолит больницы. Короче, это просто передвижной домик, времянка, «караван».
Однако «караван» – пограничная застава психиатрического отделения, а до него всегда кому-то есть дело. Слишком хорошо идет торговля на рынке душ, чтобы оставить его в покое. На пятом этаже главного здания больницы находятся два отделения – имени Лоуэлла для временных пациентов и имени Гафа для «постоянных», общение с которыми прочим шимпанзе противопоказано. Между этими двумя отделениями идет активный пациентообмен, чье направление зависит от степени буйности содержащихся в них обезьян. Администраторы, можно показать, все время играют в этакие психиатрические шашки, их лапы постоянно меняют положение на доске, перемещая то какого-нибудь пациента с МДП из «скорой» в Лоуэлл, то какого-нибудь самоубийцу из Лоуэлла в Гаф, то какого-нибудь законченного психопата из Гафа обратно в «скорую», откуда его заберут в специализированную лечебницу.
Персонал психиатрического отделения, под водительством великого и ужасного Кевина Уотли, доктора медицины, члена Королевского общества психиатров, давно привык к вечному движению как к основе своей деятельности, к тому, что постоянно приходится тащить этого психа сюда, а того психа туда. Привык настолько, что породил целую серию профессиональных шуток насчет сотрудников отделения скорой помощи и незавидного географического положения их штаб-квартиры. «Ну, я пошел в Гулаг», – машут лапами сотрудники коллегам, расписываясь в получении смирительной рубашки, галоперидола или ларгактила. [59] «Вам с китобазы ничего не нужно?» – спрашивают они же, покидая «караван», что неизменно вызывает внутри, благодаря
59
Ларгактил – лекарство, как и галоперидол, относится к классу больших транквилизаторов (нейролептиков).
Персонал привык и к мириадам разного рода заранее обреченных на неудачу врачебных действий, которые ежедневно приходится совершать, а также к действиям по исправлению этих неудачных действий, которые опять-таки заранее обречены на неудачу по причине недостаточного финансирования. Так, пациентов, в чьей истории болезни значится что-нибудь совершенно безобидное вроде легкой клаустрофобии, с регулярностью, достойной лучшего применения, помещают в крошечные палаты с шимпанзе, которые страдают манией величия и считают себя гордыми инопланетянами-воителями, не знающими жалости к пленникам. И наоборот, шимпанзе, которых заперли в Гафе за совершенно непечатные действия в отношении ряда видов домашней птицы, регулярно обнаруживают в Лоуэлле, где они разгуливают совершенно свободно и самое большее, что может помешать им окончательно покинуть отделение, – это пара неврастеников, играющих в пьяницу.
Но все же психиатрическому отделению больницы «Чаринг-Кросс» есть чем гордиться. Более того, у предмета гордости безупречная медицинская репутация. Предмет этот – команда скорой психиатрической помощи, так обозначаемый «психоспецназ». Расквартирован психоспецназ в «караване», но приказы получает непосредственно из отделения; это самая скорая из всех команд скорой психиатрической помощи во всем Лондоне. История знает случаи, когда спецназ покидал больницу, садился в машину, добирался до самого края зоны обслуживания, вязал шимпанзе, у которого случился приступ, вкалывал ему успокаивающее, грузил в машину и доставлял в Гаф, где тот мог в свое удовольствие гадить на стены и на врачей, – и все это менее чем за полчаса.
Столь безупречная репутация обеспечивает сотрудникам «скорой» ряд известных льгот и преимуществ, и поэтому многие молодые врачи, желающие специализироваться по психиатрии, прилагают немалые усилия, чтобы попасть в спецназ; их примеру следуют и молодые медсамки по психиатрической части. У всех этих юнцов есть цель – заниматься практической работой, возможно не очень глубоко, зато очень быстро. В скорости, как они не устают махать лапами, все и дело.
Именно поэтому одним прекрасным утром в конце лета, когда экран красного видеофона в офисе-казарме спецназа покрылся туманом, который затем рассеялся и предъявил дежурному психиатру по имени Пол знакомую морду диспетчера из Нью-Скотленд-Ярда, пятеро членов команды немедленно повскакали с гнезд, хотя еще понятия не имели, куда придется ехать.
– «Ааааа!» У меня тут шимпанзе, психоз, острый приступ. Как раз в вашей зоне, – щелкнул пальцами полицейский.
– Адрес «хуууу», – щелкнул в ответ дежурный.
– Маргревин-Роуд, шестьдесят три, первый этаж.
– Что случилось «хуууу»?
– Черт его знает. Острый нервный срыв, самец, лет двадцати восьми. [60] Нам ухнула его самка, ей тоже нехорошо.
– Наркота «хуууу»?
– Не знаю…
– Он буйный или как «хууу»?
60
Ср.конец жестикуляции Саймона с Ванессой Агридж в гл.1.
– Пытался напасть на свою самку, но не сумел нанести ей никакого ущерба. Она показывает, что он очень слаб.
– Слаб?
– Ну да, слаб.
– Принято. Мы уже в пути.
Экран видеофона погас. Пол махнул двум мед-самкам:
– Итого, Маргревин-Роуд, «уч-уч» думаю, можно обойтись и без машины…
– Ты что, предлагаешь нам четверенькать туда «хууу»? – оборвала его Белинда, самка, недавно взятая в команду. – Думаешь, он будет не против донести нас на спине обратно?