Обитель спящих
Шрифт:
Он двинулся вперед, и Раина продолжила с того места, на котором ее прервали:
— Он меня уговорил, и я пошла. Мы пришли в храм — и меня сделали невестой бога. Даже не спросили, какой я веры. А когда меня разыскал отец, ему дали сто золотых — и он обо мне и думать забыл. Ну, долго я там не задержалась. Был там один мальчишка на побегушках — младший жрец. Ему все это тоже опротивело, но он боялся. Я его соблазнила, и мы бежали. Правда, в Кофе на нас напали разбойники, и его убили… но я-то осталась жива!
«Хорошо сказано, — подумал Конан. — Эй, киммериец, а не пытаются
— Ну вот, его убили, а меня продали богатому шемиту из Асгалуна. У него я пробыла три года, пока меня не увидел на морской прогулке король Шема, Традрикес…
— Король всего Шема? — уточнил Конан и, получил ответ:
— Ну, конечно. У них же единое государство, хотя некоторые города и пытаются объявить себя независимыми от короны.
Выслушав эту ахинею, киммериец окончательно уверился, что девчонка в пещерах тронулась умом. Единый правитель Шема, надо же! Да он сам когда-то чуть не стал царем одного из городов и, сколько себя помнил, города шемитов всегда воевали меж собой, потому что у каждого был свой правитель, своя армия и свой закон.
— Традрикес увидел меня и влюбился с первого взгляда. Он выкупил меня у прежнего хозяина и сделал первой женой в своем гареме. И вот однажды, во время паломничества к Острову Идолов, на наш корабль напали. Мой повелитель был убит, галера захвачена, а меня присвоил капитан пиратов. Он заставлял меня петь ему с утра до ночи, прямо как этот, — она кивнула назад, в ту сторону, где по ее предположениям спал дракон. На самом деле они уже три или четыре раза свернули, так что дракон находился теперь справа от них, а не позади.
— А как тебя заполучил он? — спросил Конан, предпочитая, чтобы она была занята рассказом, а не жалобами о том, что у нее болят ноги, что она голодна и смертельно устала — и так далее. Этого всего киммериец уже наслушался.
— Так же, как и тебя. Однажды галера попала в шторм, и нас унесло далеко от берега. Десять дней мы болтались едва живые между небом и землей, а на одиннадцатый нас увидел он. Услышал, как я пою — хозяин думал, что моя молитва поможет буре утихнуть, и принуждал меня петь еще и еще, хотя я совсем охрипла и замерзла — так вот, он услышал, как я пою, протаранил галеру, всех утопил, а меня отвез на берег. Он может превращаться в человека, когда захочет — ты видел сам. Правда, ненадолго, но этого и не требовалось. В первом же городе мы купили мне новую одежду и вернулись к морю. Он не отпускал меня ни на шаг. И принес от Вендии сюда — за одну ночь. Он очень быстро плавает.
Тот, о ком они говорили, по-прежнему лежал в сокровищнице. Сквозь сон он слышал, как эти двое плутают в его лабиринте — и лишь усмехался в усы. Пусть. Он как следует выспится, а потом принесет им поесть. Ни один смертный не в силах отыскать дорогу наверх из его подземного дворца. Пусть Раина побегает. Опыт с мужчиной уже дал свои плоды: сегодня он услышал первую новую песню за последние пятьдесят лет…
А Конан и Раина поднимались все выше. Уже дважды они останавливались,
Они вышли к новой большой лестнице — третьей по счету за сегодняшний день, — и на нижней ее ступеньке Раина села и отказалось идти дальше.
— Я есть хочу! — капризно заявила она в десятый или в пятнадцатый раз. — И пить! Зачем я только пошла с тобой!
— Ты можешь как-нибудь погасить этот шар? — спросил Конан вместо ответа. Ведь не бить же, в конце концов, сумасшедшую.
— Но мы же тогда останемся в темноте, — испуганно сказала она.
— Не останемся. Смотри, сверху идет свет. Мы увидим его лучше, если ты загасишь шар.
— Его можно просто оставить, тогда он погаснет сам. Пусть лежит. Я только корзину заберу — тут есть пустой кувшин.
Лестница оказалась крутой и длинной. Но сверху действительно пробивался свет, и торопясь выйти к нему, они бежали по ступеням, не чувствуя усталости. Лестница заканчивалась небольшой площадкой и дверью, едва приоткрытой. Конан надавил на нее плечом — и они вышли наружу.
Был уже поздний вечер, солнце садилось за горные вершины. Они вышли не к морю, а в долину, вылезя прямо из склона горы.
Спуск вниз по козьей тропе не отнял у них много времени. Еще солнце не вовсе скрылось за деревьями, когда они, найдя среди зарослей ивняка маленький родник, уже плескались и брызгали друг на друга водой, как дети. Напившись, Конан растянулся на мягкой траве и закрыл глаза. В этот миг он был совершенно счастлив.
— Конан, — позвала его Раина, подкрадываясь. — Синеглазый мой варвар… Посмотри на меня. Хороша ли я?
Она скинула одежду и стояла в ручье нагая, с разметавшимися по плечам золотыми волосами. Глаза ее горели кошачьим огнем.
— Хороша, — признал Конан немного хриплым голосом. — Иди сюда. Я обещал тебе кое что…
Мурлыча и изгибаясь, она подобралась к нему и раскинулась на траве. Она отдавалась ему яростно, со всею страстью изголодавшейся женщины. Жажда ее была сильна, и утолила она ее далеко не сразу, но все же первая запросила пощады.
Солнце село, в долину выползли холодные тени. Конан высвободился из ее объятий и склонился над ручьем — напиться и ополоснуть лицо.
— А хорошо бы так все и осталось, — вдруг мечтательно произнесла Раина. — Навсегда.
— Как?
— А вот так — долина, ручей, ты и я. Оба бессмертные, оба вечно счастливые…
Конан на это только фыркнул. Не в первый раз он оказывался на острове с прекрасной женщиной и не в первый раз выслушивал нечто подобное. Прекрасная Дайома, колдунья, повелительница волшебного острова, тоже желала оставить у себя Конана навсегда. Она была почти богиней, ей подчинялись стихии и звери, но наибольшего мастерства достигла она в сотворении иллюзий. Она и возлюбленного варвара пыталась удержать у себя при помощи сладких грез: каждую ночь во сне на ее острове он видел себя могучим властелином, завоевателем множества стран, чуть ли не повелителем всей Вселенной.