Обитель страсти
Шрифт:
— У вас отлично получается, — улыбнулся Коннан, когда наши руки соприкоснулись.
— Скоро вы ничем не будете отличаться от уроженок Корнуолла, — добавила Селестина.
— А почему бы и нет? — вмешался Питер. — Кроме всего прочего, это престижно. Мы — соль земли.
— Я не уверен, что мисс Ли разделяет это мнение, — возразил Коннан.
— Меня очень интересуют местные традиции, — ответила я.
— И местные жители тоже, я надеюсь, — прошептал Питер.
Мы продолжили танец. Он был достаточно прост, и к концу его я уже усвоила все движения.
Когда звучали
— Кто эта эффектная молодая женщина, танцующая с Питером Нанселлоком?
Я ждала, что в ответ послышится: «А, это гувернантка». Но прозвучало совершенно иное:
— Понятия не имею. Она, вне всякого сомнения… очень необычна.
Я была на седьмом небе от счастья. Кажется, как никогда в жизни.
И знала, что буду вспоминать каждое мгновение этого чудесного вечера, потому что я не просто присутствовала на балу, а еще и пользовалась шумным успехом.
Меня наперебой приглашали танцевать. Мне оказывали знаки восторженного внимания. «Что послужило причиной этой перемены? — спрашивала я себя. — Почему я не могла быть такой на балах тети Аделаиды?» Впрочем, если бы это было так, то я никогда бы не приехала в «Маунт Меллин».
И тут все поняла. Дело было не только в зеленом платье, янтарном гребне и бриллиантовой броши. Я была влюблена, а ведь ничто не украшает женщину так, как любовь.
И не имело никакого значения то, что эта любовь была безответна и безнадежна. Я, как и Золушка, танцевала на балу и была исполнена решимости радоваться каждой его минуте, пока часы не пробьют полночь.
Во время танцев произошло нечто странное. Я танцевала с сэром Томасом Треслином, который оказался очень галантным кавалером. Однако он начал немного задыхаться, и я предложила просто посидеть, пока не закончится музыка. Он был за это очень благодарен, и я почувствовала прилив нежности. В этот вечер я испытывала нежность вообще ко всем без исключения.
— Я становлюсь несколько стар для танцев, мисс… э-э-э…
— Ли, — подсказала я, — мисс Ли. Я в этом доме гувернантка, сэр Томас.
— Неужели? — откликнулся он. — Я хотел сказать, мисс Ли, что это очень мило с вашей стороны — позаботиться о моем самочувствии, в то время как вам наверняка ужасно хочется танцевать.
— Я совсем не против немного посидеть.
— Я вижу, что вы не только красивы, но и добры.
Я вспомнила наставления Филлиды и приняла комплимент с самым беспечным видом, как если бы я всю жизнь только и делала, что выслушивала подобного рода заявления.
Сэр Томас чувствовал себя со мной свободно и непринужденно.
— Моя жена очень любит балы, — заметил он. — Она такая энергичная.
— Конечно, — ответила я, — и очень красивая.
Разумеется, я заметила ее, едва войдя в зал. На ней было платье из лилового шифона, из-под которого просвечивал зеленый шелк. Было совершенно ясно, что она неравнодушна к шифону и вообще к прозрачным тонким тканям. Учитывая ее фигуру, это нетрудно было понять. И еще на ней было множество бриллиантов. Лиловый цвет самым изысканным образом приглушал зеленый оттенок нижней юбки и, как мне показалось, служил не самым хорошим
Сэр Томас кивнул, как мне показалось, немного грустно.
Во время беседы мои глаза блуждали по залу. И вдруг я посмотрела на глазок, расположенный на уровне второго этажа. Его форма так удачно вписывалась в узор фрески, что никто и ни за что не догадался бы, что он там вообще имеется.
Кто-то наблюдал за балом сквозь это отверстие, но невозможно было понять, кто именно.
Конечно же, это Элвин, подумала я. Ведь она любит смотреть на балы через глазок. Но, наблюдая за танцующими парами, я вдруг увидела Элвин. Да, сегодня ведь не обычный, а рождественский бал, на который было позволено прийти не только гувернантке, но и ее подопечной. Она была одета в платье из белого муслина с широким синим поясом. К лифу была приколота серебряная брошь в форме хлыста. Все это я отметила боковым зрением, а затем мой взгляд тут же метнулся вверх, к глазку. Лицо было по-прежнему там, хотя я не могла понять, кому оно принадлежит.
Ужин был подан в столовой и в пуншевой. Там установили столы с закусками, и гости сами наполняли свои тарелки, потому что по традиции в этот великий день слуги тоже праздновали, собравшись в своей столовой.
Я обратила внимание на то, что люди, которым крайне редко приходилось самим себя обслуживать, делали это с большим удовольствием.
Здесь было множество разновидностей пирожков с начинкой, маленьких и изящных, в отличие от огромных, которыми часто лакомилась прислуга. Еще здесь была нарезанная ломтями говядина, а также птица и рыба. Посреди одного из столов стояла внушительная емкость с горячим пуншем, на другом — такая же с подогретым вином, приправленным восточными пряностями, также имелись в изобилии медовуха, виски и терновая настойка.
Я вошла в пуншевую комнату, сопровождаемая Питером Нанселлоком, с которым танцевала последний перед ужином танец. Там уже сидели сэр Томас Треслин с Селестиной, и Питер подвел меня к их столику.
— Можете на меня положиться, — заявил Питер. — Сейчас я всех накормлю.
— Позвольте вам помочь, — предложила я.
— О нет! — отозвался он. — Присаживайтесь рядом с Селестой. — И прошептал на ухо: — Вы не гувернантка, мисс Ли. Вы — леди, как и все присутствующие здесь дамы. Если вы не будете об этом забывать, то окружающим тоже не останется ничего другого.
Но я твердо решила, что никто меня обслуживать не будет, поэтому настояла на том, чтобы отправиться за снедью вместе с ним.
— Гордыня, — пробормотал он, беря меня под руку. — Кажется, именно этот грех привел к падению ангелов.
— Может быть, причиной тому было все же тщеславие? Я точно не помню.
— Смею вас заверить, оно вам тоже не чуждо. Да Бог с ним. Что вы будете есть? Возможно, это даже к лучшему, что вы подошли сюда. Иностранцы, как правило, находят нашу корнуоллскую еду весьма экзотичной.