Обитель
Шрифт:
На втором этаже кровати проснулся юноша Глеб. Он перевернулся на бок, взял смартфон в чёрном чехле и нажал кнопку блокировки. Экран ослепил зелёной картинкой с деревом.
5:36
А ниже: 8 июля, среда.
Глеб вздохнул, нажал кнопу блокировки, и экран погас. Юноша продолжал лежать на боку и смотрел на голубую дверцу шкафа светло-бежевой стенки, которая была почти одного с ним возраста. На ней висел постер с нарисованным котёнком, который свисал и держался за ветку, а сверху была надпись: «Hang in there» 3 .
3
«Держись»
Глеб
– Яша? – позвал он. Но младший брат не отозвался.
Глеб спустился, сделал два шага к столу, который врастал в светло-бежевую стенку, и включил лампу – она протягивалась над столом белой линией.
Белый свет высветил раскраску с цветными карандашами – она лежала по центру; справа было: несколько игрушек, другие раскраски, упаковка пластилина, гуашь с кисточками; с другой стороны: в органайзере была аккуратно разложена различная школьная канцелярия, перед ней лежало несколько тетрадей с законченным десятым классом – те, которые Глеб считает ему могут понадобиться в новом учебном году; и книга-тетрадь «Годовая подготовка к школе», а закладка с динозавриком была в начале.
Смесь света лампы и слабого света из окна осветила старые обои с узором линий, которые вычерчивали прямоугольники и треугольники; бежевый линолеум, который был почти полностью скрыт за тёмным ковром с причудливыми узорами, и который был жёсткий на ощупь; белую потолочную плитку, которая от времени сжалась – швы между ними расширились и проглядывал потолок.
Стенка шла от стены у окна и до стены у двери. На противоположной стене, после двухярусной кровати висела большая полка с квадратными полочками – как странный улей; а на них располагались: книги, фигурки, небольшие мягкие игрушки. Под полкой стоял пластмассовый сундучок, стилизованный под реальный, а на нём и возле него сидело несколько игрушек. Рядом лежала пара мячей, а ближе к кровати – две гантели по пять килограммов и скакалка.
И смесь света осветила Глеба: высокий, спортивный; светлая кожа с лёгким летним загаром; выразительные, но с плавными линиями нижние скулы и прямой нос; короткие каштановые волосы и карие глаза.
Глеб вернулся к кровати и сел на первый этаж, говоря:
– Яша? – Он коснулся детского плечика. – Яшь. Что случилось?
Яков развернулся, и свет лампы выловил влажные щёки округлого личика и растрёпанные чёрные волосы. Карие глаза с влажными ресницами смотрели на старшего брата, а в них отражалась белая полоска от лампы. Яков попытался сдержать плач, но губы стали кривой линией, и он опустил голову. Глеб присел ближе, притянул брата к себе и обнял.
– Всё хорошо, – сказал он. – Тебе приснился кошмар?
– Нет, – ответил Яков и шмыгнул. – Наоборот. Это был очень хороший сон.
– Почему же ты тогда плачешь?
– Потому что это больше не правда! Потому что… она… её… – Яков уткнулся в грудь брата и, тихо всхлипывая, заплакал.
Глеб понял, что ему снилось – крепче обнял брата и поглаживал по предплечью.
Яков успокоился. Глеб, укладывая его обратно спать, сказал:
– Поспи ещё немного.
– М-хм, – отозвался сонный Яков.
Как и всегда, он быстро уснул. А Глеб вышел из их комнаты в коридор, который через один с половиной шага от двери упирался в стену. Коридор тянулся линией направо и заканчивался входной дверью. В крошечной прихожей у стены была полка для обуви, а над ней крючки с верхней одеждой, которой сейчас было мало – только пара кофт, ветровка, и большая мужская джинсовка. Рядом теснилась тумба с двумя ящиками, на ней стояла чаша для ключей, а над ней висело небольшое зеркало.
Глеб сделал три шага по коридору и остановился у следующей двери, которая была приоткрыта. Через её щель – через зеркало, которое висело на старом шкафу – Глеб увидел отца.
Он сидел в потёртом бордово-красном кресле и, свесив голову, спал. В семейных трусах и белой майке, в руке была почти пустая бутылка из-под пива, а остальные – пустые – стояли и лежали возле кресла сбоку, и парочка у ног. На чуть выпирающем животе, к которому братья так ещё и не привыкли, было пятно и крошки. Телевизор, который находился на столике, работал почти бесшумно; и свет от него падал на усталое лицо с щетиной, а каштановые, как и у Глеба, волосы были растрёпаны.
Сделав несколько движений языком во рту и полу-поморщившись, Глеб вошёл в комнату – прошёл мимо раскладушки, стоящей впритык к прикроватной узкой тумбе; обогнул двухспальную заправленную и покрытую слоем пыли кровать, и прошёл к окну. Он открыл дверь балкона, подпёр её брусочком и, не глядя на посапывающего отца, вышел обратно в коридор и прикрыл за собой дверь.
Дойдя до крошечной прихожей, Глеб повернул направо – прошёл мимо двери с комнатой, где через приоткрытую щель виднелся туалет. Хотя, учитывая размеры комнатки, больше, казалось, что это шкаф. Глеб прошёл мимо тесной ванной комнатки и оказался в небольшой кухне.
У старого евроокна напротив и чуть левее двери висела голубая тюль, а за ним виднелись сосны, растущие во дворе. Слева – светлая, но старая и потемневшая плитка; уголок кухонного фартука с раковиной в одной из тумб, над ним висели шкафчики, рядом стояла старя плита и в углу, у окна – холодильник. Справа – обои с ромашками; в углу, у окна – напротив дверной рамы стоял небольшой стол, за которым каким-то чудом помещалось четыре разных стула.
Глеб приготовил завтрак на троих; спланировал, что будет готовить завтра на ужин, так как на сегодня ещё были остатки, и записал продукты в список, который висел на холодильнике.
Закончив писать, Глеб отстранился от холодильника и задержал взгляд на фотографии, которая висела на магнитике в форме связки бананов.
Светлое покрывало в бледно-голубую и бежевую полоску, еда в одноразовой бумажной посуде, термос, контейнеры с цветочными узорами и семья, которая смотрит в объектив – муж, жена, и два сына. На ней было простое светло-салатовое платье с воздушным подолом. Он улыбался, был выбрит и без выпирающего живота. Глеб похож на отца, Яков на маму – у неё были такие же чёрные, густые и волнистые волосы, и в её длине до плеч это было особенно видно.