Облаченные в тени
Шрифт:
Мутным взглядом, он успел заметить, что чайника на прежнем месте тоже нет, и тут что-то тяжелое и металлическое упало ему на голову…
Лирическое отступление/ Видение Феофана Анастасьевича Бочарина в недолгие минуты его обморочного состояния.
Минимиз был странным: без лошадей, без крытого тентованого верха, а с металлической крышей и на четырех резиновых колесах. Походил он скорее на служебный автомобиль Акакий Трестовича Трупного, только бы удлинен спереди и приплюснут сверху. В общем, сигара сигарой, какие принято
— Выходи, чего уставился? — небритый кучер с темным синяком под глазом и в странной голубой кепочке с длинным козырьком неучтиво распахнул дверь и дохнул кислым перегаром.
— Позвольте, но куда?..
Феофан Анастасьевич вышел из минимиза и огляделся.
Впереди находился небольшой приземистый домик. Из окон его лился яркий свет, раздавалась режущая слух музыка, доносился звон бокалов и пьяная ругань.
— Как заказывали! Бар "Пьяная корова"! — кучер протянул ладонь. На внутренних фалангах пальцев было написано синим: "Сашка", а в самом центре ладони неровное сердечко с пронзающей его стрелой, — деньги давай!
— У меня только золото, — сказал Феофан Анастасьевич.
— А я не гордый! — ответил кучер, принял из рук Бочарина небольшой мешочек и растворился в воздухе.
Улица вокруг была пустынной и тихой. Где-то вдалеке горел фонарь, выдергивая из темноты лишь небольшой круг тротуара. В домах около бара света вообще не было.
Вздохнув, Феофан Анастасьевич, толкнул дверцу "Пьяной коровы" и вошел внутрь.
Музыка мгновенно оглушила. Казалось, она доносилась отовсюду, из всех щелей расписанных неприличными узорами стен, из огромнейших динамиков, занимающих всю стену напротив, из стойки бара за которой улыбался лысый бармен.
— А-а! — закричал лысоголовый, стоило Бочарину подойти ближе, огибая извивающиеся в танце молодые потные тела, — уважаемый Феофан Анастасьевич, следователь по делам особо важным при дворе императора Андрея Второго! Как же, как же, наслышан! Решили к нам заглянуть, на огонек, так сказать, верно?
— Д я только…
— Да не робейте вы так, чувствуйте, себя как дома! Вам чего налить, текилы или "Кровавую мери"? Хотя, с "Мери" у нас сегодня облом, нет томатного сока. Тут один вампир подлетал, весь выпил, представляете?
— Вампир?
— Ну, да ваша буддистская идеология не приемлет вампиризм! Выкиньте из головы! — бармен поставил на стол граненный стакан и заполнил его на четверть густой темно-зеленой жидкостью, — пейте текилу, Феофан Анастасьевич, хорошо прочищает кишки! Да, и еще одно…
Бармен на секунду исчез под прилавком, потом показался вновь, что-то протягивая Бочарину.
Это было что-то черное, размытое, словно кусок дыма, формой своей напоминающий костюм.
— Облачайтесь, — сказал бармен, — иначе вы умрете от вкуса кактусового сока. Не все выдерживают, знаете ли.
— Что это?
— Тень, — сказал бармен.
Феофан Анастасьевич протянул руку и взял из рук
— Но зачем он мне?
— Это секрет, — сказал бармен, — но вам я скажу. Вы миллионный посетитель нашего бара. Это специальный приз для тех, кто вступил в борьбу с нечистой силой. Тень вам ох как понадобиться. Нужно быть невидимым, чтобы свергнуть невидимое. Надеюсь, вы понимаете меня?
— Не совсем, — сознался Феофан Анастасьевич, — вы как-то запутанно говорите…
— Это моя работа, — вздохнул бармен, — ну одеваете же…
И Феофан Анастасьевич одел.
Тень легла на его лицо, делая очертания бармена далекими и размытыми. Бочарин почувствовал, что тело его стало легким и непослушным, что холодный пол ушел из-под его ног, музыка затихла, а тела танцующих замерли в самых разнообразных позах.
И где-то далеко-далеко чей-то голос кричал:
— Только не снимайте тень, уважаемый следователь по особо важным делам! Вопрос жизни и смерти, знаете ли…
8
В дверь заколотили с такой силой, что вновь посыпалась штукатурка.
Открыв глаза, Феофан Анастасьевич понял, что лежит он на полу, раскинув руки, свернув шею на бок, и смотрит на трясущуюся дверь.
— Феофан Анастасьевич! Уважаемый! Вы живы? — раздался из-за двери приглушенный голос Акакий Трестовича Трупного, — отзовитесь, черт вас возьми!!
Дверь треснула в петлях, накренилась верхним углом и упала на пол, подняв в воздух пыль.
В квартиру, хромая, вошел Акакий Трестович и бросился в сторону лежащего Бочарина.
— Вы живы! — закричал он, стоило увидеть, что Феофан Анастасьевич моргает и шевелит затекшей шеей.
Бочарин кивнул и попробовал сесть. К удивлению, это у него получилось легко и почти без боли. Сильно гудела голова. Бочарин нащупал здоровенную шишку и заскрипел зубами от боли. Недалеко от него валялся чайник с помятой боковиной.
— Такой удар вполне мог меня убить, — пробормотал он, — что произошло?
— Это я у вас хотел спросить, — сказал Трупной, — вы же видели мой полет! Боже мой! Словно черти подкинули меня в воздух и вышвырнули вон из квартиры! Я чувствовал себя теннисным мячиком! Слава богу, что приземлился я на лестничную площадку, а не на саму лестницу, не то переломал бы себе всё к чертям собачьим! Дверь захлопнулась, и отсюда несколько минут доносились такие ужасные вопли, что я решил, будто вас с Бочкиным живьем режут!
— Меня кто-то душил, — ограничился высказыванием Бочарин и встал на ноги. Ненавистное одеяло валялось чуть в стороне.
— Бочкин? Он… все еще там? — спросил Трупной и кивнул в сторону соседней комнаты.
— Я не знаю, — пожал плечами Феофан Анастасьевич, — надо посмотреть. Сдается мне, что никаких доказательств мы с вами здесь уже не найдем.
Акакий Трестович испуганно моргнул и полез в карман за трубкой:
— А стоит ли смотреть? — спросил он, — вдруг там расчлененный труп?