Облачные Люди
Шрифт:
Я улыбнулся.
В доме уже привычно пахло вкусной едой.
После ужина мы остались на кухне. Ирина разлила чай, достала сладкие пирожки, которые успела напечь днём, когда узнала о нашем прилёте.
— Ну, рассказывай, — сказала она, после чего упёрла ладони в щёки, поставив локти на стол, и приготовилась слушать.
Этот жест был таким домашним и по-хорошему детским, что я невольно улыбнулся. После чего начал свой рассказ, стараясь не упускать деталей. Иван тоже внимательно слушал.
— Эта… штуковина у тебя? — спросила Ирина,
— Да, — ответил я, — со мной.
— Хорошо, — кивнула она, — это очень хорошо. Этому хмырю… Дмитрию… ты ничего не говорил, так?
— Нет, — ответил я.
— И это тоже хорошо. Они, конечно, докопаются со временем. Но, возможно, к тому моменту это уже будет не важно.
— Что это такое? — Спросил я.
— Какое-то сердце заброшки, видимо, — Ирина пожала плечами, — их добывают специальные люди. Не помню, говорила или нет — они ходят по заброшенным местам, там, где грань между мирами истончается, и вытаскивают разные штуковины из других миров. Это — что-то особо мощное. И, скорее всего, очень опасное, раз его хотели похоронить.
— Похоронить? — Переспросил я.
— Иногда заброшенные места создаются искусственно. Чаще всего специально для того, чтобы попробовать достать особенные сердца. Но иногда требуется специальный вид заброшки, который называется могилой. Они возникают тогда, когда гибнут люди — перед тем, как местом перестают пользоваться. Погибшие становятся стражами могилы. Они не дают обычным охотникам за сердцами добыть то, что скрывается в таких местах. А ещё там можно спрятать нечто особо ценное или опасное. Такой предмет как бы зависает между мирами. Становится замещающим сердцем. Добыть его можно только нейтрализовав стражу, что практически невозможно.
— Вот как… — я покачал головой, — получается, колдун пытался спрятать это артефакт? Но… зачем? Это не имеет смысла! Он ведь его использовал для атаки на город!
— Видимо, как раз поэтому, — ответила Ирина, — это был последний козырь и жест отчаяния. Возможно, они хранили его столетиями. Потому что понимали — как только он будет использован, информация разойдётся и начнётся охота за ним.
— Ясно… — тихо сказал я.
— Получается, за нами сейчас охотятся? — Спросил Иван.
Ирина вздохнула.
— Возможно, не прямо сейчас, — ответила она, — нужно, чтобы информация разошлась.
— Мы не можем его хранить здесь, — сказал я.
— Я кое-что сделаю, — сказала Ирина, — это замедлит и собьёт с толку тех, кто будет искать эту штуковину. Но… я одна не могу противостоять тем силам, которые будут в это вовлечены.
— Мы не можем хранить его здесь, — повторил я, — значит, придётся рассказать Дмитрию. И тем, кто за ним стоит. Просить о помощи.
— Они могут забрать и использовать его в своих целях, — заметил Иван.
— Могут, — кивнул я, — только нужно, чтобы наши цели совпадали. Нужно, чтобы эта штука была в сохранности и под нашим
Иван широко раскрыл глаза.
— Алина… — сказал он.
— Да, — кивнул я, — Алина. Эта штука умеет превращать людей в зверей и наоборот. Теперь мы знаем, как можно её спасти!
На следующее утро за нами заехал тот же водитель на «Ауди». К счастью, не слишком рано, и я успел пообщаться с сыном. Пашка за время моей командировки сильно вырос. Он уже уверенно называл меня папой, и даже научился просить о чём-то. Например, если ему очень хотелось, чтобы ему дали какую-то вещь, он указывал на неё пальчиком и говорил: «Ти!»
Мне было больно оттого, что Алина не могла наблюдать за всеми этими изменениями. Это ведь невозможно вернуть назад, пережить заново. Но теперь хотя бы у меня появилась надежда на то, что она сможет вернуться к нам, в полноценном виде. Надо только иметь терпение и готовиться.
Машина выскочила на МКАД и свернула направо, на внешнюю сторону. Почему-то я ожидал, что управление, куда нас везли, должно находиться где-то в центре. Например, в Генштабе. Но вместо этого, доехав до Пятницкого шоссе, мы повернули в область.
Мы с Ваней переглянулись, но промолчали. Ещё не хватало начать у водилы расспрашивать, что и как. Тем более, что тот всем своим видом изображал молчаливую статую или биоробота, неспособного к общению.
Километров через десять, за очередным коттеджным посёлком, мы свернули налево — на дорогу, въезд на которую запрещал «кирпич». Водитель знак проигнорировал.
Ещё через пару километров мы выехали на одно из боковых ответвлений. Оно заканчивалось бетонной площадкой, похожей на конечную остановку автобуса. Тут даже будка стояла, похожая на старые остановочные павильоны.
Мы стояли на месте пару минут, и я уже собирался спросить, не пора ли выходить, как вдруг площадка под нами пришла в движение.
Мы медленно опускались вместе с одной из бетонных плит. Спуск был довольно долгим. Через некоторое время дневной свет исчез. Сквозь прозрачный люк в крыше машины я видел, как вход над нашими головами закрылся.
Тут же включились фары и подсветка приборной панели — сработала автоматика. А ещё через минуту мы остановились.
Бетонная панель перед носом автомобиля поднялась, открывая доступ в тоннель. Водитель невозмутимо тронул машину, и мы покатились дальше.
Путь оказался довольно длинным. Масштабы сооружения впечатляли, учитывая, что его построили в ближайшем Подмосковье и наверняка в условиях тотальной конспирации.
Наконец, после автоматических ворот, сделанных из листового металла, мы въехали в помещение, очень похожее на обычную парковку.
Заняв одно из свободных мест, водитель заглушил двигатель.
— Приехали, — сказал он, — я провожу ко входу.
Водитель довёл нас до лифтового холла и нажал кнопку вызова. Через несколько секунд с мелодичным перезвоном двери лифта открылись, открывая доступ в зеркальную кабину.