Обладать и принадлежать

Литвинова Рената

– Знаешь, этот парень, – он стал похлопывать Гогу по подбородку, – он – мой. Он принадлежит мне!

– А!.. – беззлобно отстранился Гога от его руки. Они опять заухмылялись и ушли с кухни.

– Какие пидорасты, эти твои друзья, – сказала Рита.

– Тихо, – сказал он. – Они думали, ты принесла лекарство. Раздался грохот в прихожей.

– Ага, – сказал Гога, – сейчас я их провожу. Он быстро вернулся и спросил:

– Вата есть?

Она стала рыться в сумочке.

– Да, немного ваты, но она в помаде.

Отдала ему. Тот сосредоточенно стал разглядывать грязный комочек.

Она огляделась.

На широкой лежанке с оторванными ножками, низкой и наклоненной так, что изголовье было выше, вместе со стариком лежал еще и пожилой крепкий мужчина в норковой шапке и ботинках. Шапка была надвинута на глаза. Под столом у окна на специально подстеленном матрасе лежал какой-то молодой парень с широкими черными бровями, с открытым ртом. Рита зашла на кухню.

– Кто это под столом лежит? – спросила она у Гоги. – Это не друг Михаила?

– Представь, – сказал он, потирая нос, – это сын того, что спит рядом со стариком.

– А кто спит со стариком?

– Он – вор в законе, – сказал Гога уважительно. – Представь, он говорит, пускай мой сын лучше со мной, при мне колется, чем он будет где-то без меня убивать себя.

Рита задумалась.

– А старик – хозяин квартиры, это я у него снимаю комнату. Сегодня надавал ему липких, – весело рассказывал Гога.

– Побил?

– Пришел, только я ему дал сегодня деньги на еду, а он напился и устроил здесь!.. Сейчас тихий, спит и спит целый день. – Подумал. Встал у окна, вглядываясь в ночь. – Вот жду… Скоро и меня, наверно, заберут.

– Да ты что?

– Да. Всех моих уже забрали, а мне передали, что за мной следят.

– А есть сейчас, за что? Ты же ничего не делаешь, ты же вот… болеешь? Когда же ты успеваешь? На криминал нужно время!

– Это все за старое, – сказал Гога, плоскогубцами он снял железную розетку с конфорки, и оттуда рванул столб красного огня.

Рита вышла в комнату, села у окна. Вдруг в уголке она увидела еще двоих, сидели они тихо-тихо за столом, перед бутылкой, ни единого слова не говоря друг другу – молодая, красивая, но уже, видно, пьющая девушка в домашнем халатике вместе с влюбленным в нее мужчиной. Появился Гога.

– Кто эта девушка? – спросила Рита.

– Эти ходят к деду. Не ко мне. У нас разные гости. Многим моим друзьям эта девушка нравилась, хотели ей помочь, влюблялись в нее, все равно она пьет и пьет, приходит каждый день к деду. Уже пахнуть плохо стала…

Девушка подняла на него глаза.

Прошли в отдельную комнатку – Гогины покои. Ровно посередине стены висел бумажный плакат со свежими фруктами. Сели под нее за стол. На лицо Гоги попадал яркий свет от лампы.

– Боже! – сказала она ему. – Как изменилось твое лицо!!! – Оно у него налилось как будто новым объемом, словно наложили маску из теста. Его шатнуло вбок. Вдруг открылась дверца шкафа, показывая ему его же отражение.

– Да, – строго сказал Гога, увидев себя. – Постарело.

Вдруг в пустом шкафу за зеркалом зашуршало и затихло.

– А сегодня меня при облаве поймали, посмотрели здесь, – он показал на внутреннюю сторону руки, – а там же у меня вообще вен нет! И отпустили! – И он усмехнулся, закрывая глаза.

– Сейчас нормальное лицо стало, – сказала Рита.

– Спасибо, – отозвался он.

– А я сегодня еще сильнее

упала на дно, – начала она, – везде ухудшение, ухудшение, ухудшение. Все тебя отвергают. Я даже знаю признаки: собаки начинают увязываться и кусаться, дети на улице обзываются или толкают или деньги хотят от тебя, начинаешь чаще падать, спотыкаться, пользу отечеству не приносить, деньги не присоединяются к тебе, а наоборот, а если кто и любит тебя, то сам в еще большей беде, чем ты. Таких осуждают, никакая из Богинь их не бережет, нам нужна свежая Богиня… Что ты думаешь?

Он задумался:

– Так сложно, Рита… Будут деньги, куплю сахар к чаю.

Она потянула к себе сумочку, которую всегда таскала в такой обстановке у себя на плече по всем комнатам, достала, порывшись, и протянула ему несколько купюр:

–На!

Он взял только две бумажки денег. Кинул в пустой ящик стола, в котором забегал крупный таракан.

– Представляешь, как это стало дорого сейчас. А раньше! Как хорошо было раньше! Приезжаешь на рынок, а там уже стоят, и не один, а несколько сразу продавцов!.. И прямо там же, на воздухе!.. А сейчас купил, еле поймал, они боятся всего, сделал, и все – вода! Воду продают! Надо теперь идти, искать, искать, бить его, если найдешь, деньги или лекарство забирать, а можешь и не найти его!

– Кого?

– Ну, кто продает! А раньше у меня был свой, к нему сразу и подходишь, а он ждет меня…

Он пошел к зеркальному платяному шкафу, открыл одну его половинку, с полки снял заварной чайник, сахарницу, две чашки. В углу шкафа кто-то завозился. Это была ручная крыса.

– Это моя крыса. Ждал на рынке долго одного и купил ее. Рита спросила:

– Как ее зовут?

Гога немного задумался.

– Крыса.

Стали пить чай.

– Уже рассвет. Поеду, что ли, – сказала Рита, грустно вспоминая Михаила. Рассматривая руку, добавила: – При утреннем свете все по-другому.

– Куда ты поедешь? Давай поболтаем. А спать не хочешь? Отоспись, потом поедешь.

– Нет, – сказала она, – нет… спасибо, ты ведь почти и не знаешь меня.

– Нет, я помню тебя.

Они стали смотреть на «фруктовую» картину над столом.

– Жалко, нет у тебя лимона, – сказала она. – Вот на картине он есть.

– Да, – сказал Гога. – Я долго разглядывал все фрукты, вот это лимон, это яблоко, а вот это что, не пойму?

Оба они стали вглядываться.

– Да, я тоже что-то не пойму. Похоже на молодую картошку, но и не похоже тоже… Брак, наверно. – И тут она оживилась. – А что ты, скажи, подумал про меня, когда я пришла с Господином, думал, кто я, я ведь не кололась… Помнишь, когда мы в первый раз познакомились? Ты мне еще сказал, где я вас мог видеть?

– Представь, – он закурил, – у меня… короче, было плохо, ничего такого не подумал.

– Понравилась я тебе или нет? Он пожал плечами.

– Сколько же ты должен работать для лекарства?

– Я ни дня в своей жизни не работал! – гордо сказал он. – И никогда не буду работать!

– Это что, у тебя протест? – удивилась она, не понимая специфику данного заявления.

Он стал стелить чистую постель. Лег к стене. Она на самом-самом краешке. Оба не раздевались. Закаркали вороны – утро. Встала. Оделась. Он очнулся.