Облака мечтаний

Лэннинг Салли

Он помолчал, глядя на лежавшую перед ним на тарелке булочку.

— Джорджия! Мы не можем быть вместе в постели и врозь во всей остальной жизни.

Она увидела на его лице выражение неподдельного страдания, и гнев ее мгновенно прошел. Она поняла, что небезразлична ему. Больше того, все, что связано с нею, для него необычайно важно. Он любит не только ее тело, но и душу.

— Конрад! Ты тоже изменил мои взгляды на жизнь, — с трудом подбирая слова, сказала она, глядя на стекающие с булочки капли джема.

— С того первого

дня, как я увидел тебя, ты выглядишь неимоверно усталой, — сочувственно произнес Конрад. — В тебе чувствуется какая-то особая усталость, которая не проходит после крепкого ночного сна. Я не говорил тебе этого только потому, что не принято говорить такое женщине, если хочешь произвести на нее хорошее впечатление. Джорджия, дорогая, ты выглядишь бесконечно усталой, поэтому я не стану пререкаться с тобой.

— Да, я устала. Больше того, я измучена. Кто не устает сегодня при нынешнем темпе жизни и тех бесконечных проблемах, с которыми всем нам приходится сталкиваться… Поэтому я и взяла отпуск. Давай лучше не будем об этом.

— Все-таки расскажи мне о своей работе. В какой школе ты преподаешь? В средней или начальной?

С трудом подбирая слова вначале, но все более и более оживляясь, Джорджия начала рассказывать ему о переполненных классах, десятилетних наркоманах и поножовщине среди ребят постарше, о проституции, голоде и расизме. Горько жалуясь на суровые школьные будни, она, сама не отдавая себе в том отчета, с огромной любовью говорила о своих учениках и своей работе.

Словно спохватившись, Джорджия замолчала. Откинувшись на спинку стула, она молча смотрела на остывшие булочки с видом человека, которому только что взвалили на плечи непомерную тяжесть.

— Как долго ты преподаешь? — осторожно дотронувшись до ее руки, спросил Конрад.

— Семь лет. С того самого дня, как окончила колледж.

— Джорджия, дорогая. Семь лет работы в таких условиях могут убить лошадь. Ты не должна стыдиться своей усталости.

— Почему ты решил, что я стыжусь? — Она удивленно посмотрела на него.

— Потому, как ты рассказываешь об этом.

— Да, наверное, ты прав, — вздохнула Джорджия. — Но все равно я чувствую себя виноватой. Вместо того чтобы находиться в школе, я прохлаждаюсь здесь, в пустыне.

— Когда ты должна вернуться?

— После Рождества.

— Я так понимаю, что спутал все твои планы?

— Что-то вроде этого, — слабо улыбнулась Джорджия.

— Куда ты хочешь, чтобы мы теперь отправились?

— Весь мой прошлый жизненный опыт настоятельно велит мне возвращаться туда, откуда я привезла тебя, — в пустыню. Причем вернуться туда я должна одна.

— Ты действительно собираешься это сделать?

— Слушай, нечестно задавать мне такой вопрос, — запротестовала она.

— Это единственный вопрос, который имеет значение, — возразил Конрад.

Он сделал знак официанту, и тот принес еще одну чашку кофе.

— Ты, кажется, неравнодушен

к сладкому, — не удержалась Джорджия, наблюдая, как он тщательно размешивает двойную порцию сахара.

— Сестрам приходилось экономить на всем. С тех пор я никак не могу наесться сладкого, — засмеялся Конрад.

— Они, безусловно, были очень добры к тебе, но в приюте трудно научиться тому, как дарить теплоту другим и воспринимать душевную теплоту самому.

— Я обожал сестру Амелию, но кроме меня она по долгу службы должна была любить еще семерых детей. С тобой я впервые понял, чего мне так не хватало всю мою жизнь. Ты перевернула многие мои прежние представления. Я потому веду себя так странно, что до сих пор не могу оправиться от шока, который испытал от встречи с тобой.

— Ты, кажется, все обдумал и рассчитал, — в отчаянии произнесла Джорджия. — Хотела бы я иметь твое самообладание!

— Если я произвожу на тебя такое впечатление, значит, я чертовски хорошо умею притворяться. — Конрад усмехнулся и сделал большой глоток кофе. — Я спрашивал тебя, куда мы отправимся. Лично я хотел бы, чтобы мы поехали вместе в Колорадо-Спрингс.

— Зачем? — удивилась она.

— Послезавтра у меня назначена там деловая встреча по поводу завещания Грейс Беккер, и я не хочу оставлять тебя здесь одну.

Джорджия знала, что рано или поздно ей придется задать ему вопрос о том, кто такая Грейс Беккер и почему вдруг она завещала ему свое состояние, но сейчас ей меньше всего хотелось говорить об этом. Поэтому она ограничилась коротким банальным замечанием насчет того, что Колорадо-Спрингс — это не пустыня, где она собиралась провести свой отпуск.

— У тебя еще будет время пожить в твоей любимой пустыне. Ведь ты сказала, что тебе надо вернуться к Рождеству, не так ли?

— В это время там идет снег, Конрад, и я совершенно не готова жить в зимних условиях. И вообще, не кажется ли тебе, что нам пора возвращаться в номер?

— По-моему, наступила моя очередь спросить, не собираешься ли ты исчезнуть, дорогая Джорджия.

— Если я приму такое решение, ты будешь о нем извещен, — сурово объявила она.

Судя по растерянному виду Конрада, он не ожидал столь решительного отпора.

Энтони устроил им такое роскошное угощение, что у Джорджии невольно проснулся аппетит. Она с удовольствием пробовала все блюда, громко смеялась и была подчеркнуто вежлива с Конрадом. При этом без всяких усилий с ее стороны она узнала массу интересного о своем любовнике. Энтони все время расспрашивал его о работе, и тот, разговорившись, начал рассказывать о том, какие восхитительные песни поют горбатые киты, и о том, какая это удача увидеть собственными глазами ставшего большой редкостью голубого кита. С детской непосредственностью он увлеченно говорил о своей любви к этим гигантским млекопитающим, таким таинственным и уязвимым.