Облако
Шрифт:
– Туфли, в которые влезает мой подъем.
– Духоподъемные, – кивнул мужчина. Он наставительно поднял палец. – Влезший подъем вызывает подъем духа. В этом диалектика.
Кустодиевская девушка вздохнула.
– Хорошо, что у тебя хоть что-то влезает. У меня в этом смысле сплошное уныние. – Она покосилась на мужчину. – Метафизическое.
Мужчина, сдерживая улыбку, поклонился.
– Приятно, что мои уроки идут впрок.
Аля с кротким достоинством повела плечами.
– Ничего. Выше пояса мое уныние присоединяется к твоему.
– Фирмы по производству одежды нас игнорируют, – сказала кустодиевская девушка. – Чтоб им скиснуть. Уже сорок восьмой размер найти проблема, а про пятидесятый и выше уже и заикаться нечего. Хорошо, что я еще шить умею. И главное, я не понимаю, это что, дискриминация?
– Что
– Они вас ненавидят, – хихикнула худенькая девушка, – за вашу красоту.
Мужчина радостно замахал руками.
– Ну что вы. Они вас любят. Просто им некуда деваться – на них давят непреодолимые экономические обстоятельства.
– Это какие еще обстоятельства? – Кустодиевская девушка непонимающе посмотрела на мужчину. – Что, наши деньги плохие?
– Ваши деньги хорошие. Просто… – Мужчина на секунду задумался. – На самом деле это интересная история, занимательно иллюстрирующая, как глобальные процессы влияют на частную жизнь даже в таких сугубо отдаленных от мировых центров силы местах, как наше, – если вы, конечно, хотите знать виновных.
Кустодиевская девушка покрутила головой.
– Всю жизнь об этом мечтала.
Мужчина прищурился, вспоминая.
– Кто-то из великих экономистов прошлого века – кажется, Леонтьев – написал еще в тридцатые годы, что всякая нелинейность в экономике влечет за собой последствия, расплачиваться за которые приходится населению. В данном конкретном случае нелинейность заключается в том прекрасно вам известном факте, что цена на предметы одежды практически не зависит от размера – одни и те же изделия сорок четвертого и пятьдесят шестого размера стоят практически одинаково. Так вот, в шестидесятые годы прошлого века в Америке произошла целая череда слияний и поглощений, приведших к резкому укрупнению швейной промышленности – тогда она там еще была, – и менеджмент образовавшихся монстров тут же занялся тем единственным, чем и занимается всегда менеджмент крупных компаний, – минимизацией издержек. На тот момент, если кому-то интересно, наиболее востребованным размером женской одежды в США был размер, примерно соответствующий нашему пятидесятому – именно этот размер имели тогдашние звезды экрана и манекенщицы – в чем легко убедиться, посмотрев кадры тогдашней кинохроники. Мифологизированная Мэрилин Монро сегодня не прошла бы ни один кастинг – по современным понятиям, она толстая. И вот, аналитики доложили, что если наиболее востребованный размер удастся сдвинуть влево хотя бы на одну позицию – до сорок восьмого, то уменьшение себестоимости за счет снижения расхода ткани выльется в восьмизначную цифру. С этого момента все было решено. Вы же знаете, как тесно мир швейного бизнеса связан с миром моды – именно первый управляет вторым, а не наоборот. Все началось исподволь – сначала стали продвигаться худощавые манекенщицы, затем подключились женские журналы, конкурсы красоты, телевидение – начался глобальный процесс – женщинам со всех сторон, из всех телевизоров и утюгов начали внушать, что они толстые. Разумеется, все шло постепенно – нельзя же за короткое время переменить стандарты, которых человечество придерживалось пять тысяч лет, – но к концу восьмидесятых годов процесс в общем завершился – и легкая промышленность возрадовалась, правда, уже не американская, а китайская, мексиканская, пакистанская и бог еще знает какая, но в век транснациональных корпораций – какая разница. Так что, если это вас утешит, сегодняшние эталоны красоты не имеют ничего общего ни со здоровьем, ни с эстетикой – в основе сугубо денежные расчеты.
На мгновение в помещении повисла тишина.
– Вот гады, – проникновенно произнесла кустодиевская девушка.
– Не то слово. Так что, если завтра все вдруг волшебным образом изменится – и цена на одежду станет зависеть от расхода ткани – то чередой пойдет полоса неизбежно взаимосвязанных процессов, позволяющих во всей красе наблюдать полный поворот бизнес-машины. Тут же рухнет индустрия спортзалов и фитнеса, кутюрье нетрадиционной ориентации повылетают из домов моды, журнал «Космополитен» начнет публиковать статьи «Что делать, если вы похудели», «Семь быстрых способов набора веса»…
– В качестве темы номера, – подхватила худенькая девушка, – дискуссия: «Как наиболее
– И друг редакции из США – публицист, колумнист и ресторатор Джедекия Роттерсхаймер.
– Да ну вас, – сказала кустодиевская девушка, – все равно же ничего этого не будет.
– Зато, – негромко заметила Аля, – ты научишься шить еще лучше, чем раньше.
– А вы не имеете отношения к легкой промышленности? – спросила Вадима худенькая девушка.
– Нет, – сказал Вадим. – Мой случай гораздо тяжелее.
– А чем вы занимаетесь? – спросила кустодиевская девушка.
На мгновенье задумавшись, Вадим неожиданно для себя полуистерически прыснул, закрыв глаза ладонью.
– Минимизацией издержек.
– Понятно.
– Был когда-то фильм, – сказала худенькая девушка, – там говорилось: «никогда хорошо не жили, не надо было и пытаться».
– Да ладно тебе. – Кустодиевская девушка, словно неожиданно что-то вспомнив, живо повернулась к мужчине. – А вы нам еще расскажете про Симону де Бовуар?
Улыбнувшись, мужчина, на секунду опустив глаза, казалось, чуть замешкался.
– Ну, собственно…
Худенькая девушка как будто невзначай скользнула быстрым взглядом в сторону Вадима. Я их стесняю, понял Вадим. Это какие-то их внутренние дела, это им сейчас интересно, а я еще не настолько посвящен, чтобы им было комфортно говорить при мне об этом. Надо уходить, я перевыполнил план, я слишком расслабился. И в комнате у меня груда чертовых материалов, требующих изучения. Поднявшись, он светски поклонился.
– Прошу прощения, пора.
Просияв улыбкой, мужчина ответил ему столь же светским поклоном.
– Будем рады видеть вас снова.
Кустодиевская и худенькая девушки радостно помахали ладошками.
– Уходите минимизировать издержки? – невинным тоном поинтересовалась Аля.
Проникшись ощущением ответственности, Вадим убежденно кивнул.
– Да. Пора, наконец, заняться этим настоящим образом.
– Удачи.
Отвесив завершающий кивок, он двинулся назад по коридору. При чуть мерцавшем свете потолочной лампы длинно-массивные ряды книг на стеллажах отсвечивали темными корешками. Зайдя в комнату, он на секунду в задумчивости остановился в прихожей; завернув на кухню, с трудом отклеив дверь большого пыльного холодильника, на мгновенье он заглянул туда; увидев на полке наполовину опорожненную бутылку спирта «Рояль», баллон «Херши-колы» и пакетик с порошковым напитком Yupi, философски кивнув и закрыв холодильник, он вернулся в комнату. За окном была чернота, с книжной полки, мерцая золотым тиснением корешка, взывала к читателям книга о маоизме. Пора, сказал он себе, пора. Хватит светских разговоров, надо убить в себе всякие проблески мысли, всякие остатки воспоминаний, всякие мечты о добродетели, все это мелочь, все это издержки, которые я минимизирую. Бог ледяного спокойствия и менеджмента, я возвращаюсь к тебе. Все, кончено. Сегодня я работаю с документами. Как Ельцин.
Опустившись на кровать и притянув к себе папку, он развязал тесемки и открыл ее – словно освободившись от гнета, груда бумаг, как поднявшееся тесто, привстала, набухнув; сняв верхний слой в виде заколотого скрепкой документа «Актуализированные данные по процедуре приватизации предприятия „Семиструйский, ордена Трудового Красного знамени, завод биохимических реагентов, биосинтеза и полимеров“ в 2008–2009 гг.», Вадим мгновенье подержал его на весу. Несмотря на декларированную актуализированность, документ был старый – бумага пожелтела, в верхнем правом углу к ней прилипли останки убитого комара. Мельком подумав, что комар едва ли был единственной жертвой процесса приватизации комбината в 2008–2009 гг., Вадим вздохнул. Вытащив документы из папки и расположившись на кровати, временами делая выписки, он изучил «Актуализированные данные» и еще несколько столь же информативных документов, в тишине был слышен шум ветра за окном, тусклая настольная лампа в изголовье временами чуть мигала. Взяв очередную справку, он перелистнул страницу, чуть слышно скрипнула, приоткрываясь, дверь, лампа мигнула. Вадим поднял глаза. В дверях, в коротком белом кимоно и туфлях на высоком каблуке, стояла Аля. Полы кимоно чуть разошлись, открывая голое тело; чуть поправив их, она вежливо взглянула на него.