Области тьмы (The Dark Fields)
Шрифт:
– Здорово, мужик. – Он улыбнулся. – Ты же всегда хотел чем-то таким заниматься?
Я согласился. В каком-то смысле так оно и было. Но он-то моих мотивов точно никогда не поймёт. Господи, подумал я, Верной Гант.
– Наверно, кайф, – сказал он.
Когда я знал Вернона в восьмидесятых, он барыжил кокаином, но тогда у него был другой стиль – длинные волосы, кожаные куртки, большой дока в дао и мебели. Сейчас я всё это вспоминал.
– На самом деле тут есть свои проблемы, – сказал я, хоть и не понимал, с чего меня потянуло развивать тему.
– Да? – сказал он, делая шаг назад. Он поправил чёрные очки, как будто мои слова его поразили, но он, тем не менее, готов поделиться советом, как только поймёт, в чём проблема.
– Так
Я снова замолчал. Вообще я озвучил эту мысль только потому, что она целый день крутилась у меня в голове. Я просто думал вслух, думал – какую точку зрения принял я?
Верной щёлкнул языком и посмотрел на часы.
– Эдди, ты сейчас что делаешь?
– Иду по улице. Ничего. Курю. Не знаю. Не могу заставить себя работать. – Затягиваюсь сигаретой. – А что?
– Мне кажется, я могу тебя выручить.
Он снова посмотрел на часы и, по виду, что-то обдумал. Я недоверчиво смотрел на него, готовый разозлиться.
– Пошли, я тебе всё объясню, – сказал он. – Сядем где-нибудь выпьем. – Он поднял руки. – Погнали.
Я не думал, что идти куда-то с Верноном Гантом – это удачная мысль. Не считая всего остального, как он может помочь мне с проблемой, которую я перед ним развернул? Дурацкая идея.
Но я заколебался.
Мне понравилась вторая часть его предложения, пойти выпить. Был в моей нерешительности, надо признать, эдакий павловский элемент – идея врезаться в Вернона и, отдавшись на волю течения, пойти с ним куда-нибудь, что-то расшевелила в химии моего тела. Его словечко “погнали” сработало как код доступа, или ключевое слово к целому этапу моей жизни, который был завершён лет десять тому назад.
Я потёр нос и согласился.
– Отлично. – Он помедлил, потом сказал, как будто пробовал на вкус: – Эдди Спинола.
Мы пошли в бар дальше на Шестой, убогий буфет в стиле ретро под названием “Макси”, где раньше было техасско-мексиканское заведение “Эль Чарро”, а прежде салун “Конройс”. Нам понадобилось время, чтобы привыкнуть к освещению и внутреннему убранству, и, как ни странно это звучит, найти столик, который устроит Вернона. Заведение было фактически пустым, ещё не было и пяти часов, но Верной вел себя так, как будто мы пришли ранним субботним утром и претендуем на последние места в последнем открытом баре в городе. Но только когда я увидел, как он просматривает каждый столик в пределах видимости, дороги к туалетам и выходам, я понял, что что-то происходит. Он был дёрганый и нервный, и это было для него непривычно – или, по крайней мере, непривычно для Вернона, которого я знал, чьё единственное достоинство как дилера кокаина заключалось в относительном спокойствии в любое время. Другие дилеры, которых я знал, вели себя как реклама продукту, который толкали, они постоянно подпрыгивали на месте и что-то говорили. Вернон, с другой стороны, всегда был тихим и деловым, скромным, хорошим слушателем – иногда, может, даже слишком пассивным, как преданный курильщик травы, плывущий по морю любителей кокса. На самом деле, если бы я не знал, я бы мог подумать, что Верной – или человек, сидящий передо мной, – только что занюхал первые дорожки в этот вечер, и его колбасит.
Наконец мы уселись за столик, и подошла официантка.
Верной побарабанил пальцами по столу и сказал:
– Посмотрим… Я буду… Водку “Коллинз”.
– А
– Виски с лимонным соком, пожалуйста. Официантка ушла, а Верной достал пачку сверхлёгких,
низкосмоляных ментоловых сигарет и полупустую книжечку спичек. Когда он прикуривал, я спросил:
– Как дела у Мелиссы?
Мелиссой звали сестру Вернона; мы с ней были женаты меньше пяти месяцев в 1988 году.
– У Мелиссы всё в порядке, – сказал он, затягиваясь. Этот процесс затребовал всю силу мышц лёгких, плечей и спины. – Я тоже нечасто с ней вижусь. Она живёт теперь на севере штата, в Махопаке, обзавелась детьми.
– А муж у неё какой?
– Муж? Ты чего, ревнуешь? – Верной засмеялся и оглядел бар, как будто искал, с кем бы поделиться шуткой. Я промолчал. Смех в конце концов стих, и он постучал сигаретой о край пепельницы. – Да козёл он. Бросил её два года назад, оставил их в лачуге…
Мне было, конечно, жаль её, но при этом я никак не мог представить себе Мелиссу, живущую в Махопаке с двумя детьми. Как следствие, я никак не мог прочувствовать, что эта новость как-то меня касается, зато что я мог представить, очень живо и назойливо, это Мелиссу, высокую и стройную, в кремовом шёлковом облегающем платье, в день нашей свадьбы, потягивающую мартини в квартире Вернона в Вестсайде, зрачки её расширяются… и она улыбается мне через комнату. Я вижу её идеальную кожу, блестящие, чёрные, прямые волосы, доходящие до середины спины. Вижу её большой изящный рот, не дающий никому ввернуть ни слова…
Официантка возвращается с заказом.
Мелисса была умнее, чем остальные вокруг неё, умнее меня, и явно умнее старшего брата. Она отвечала за планирование программ на небольшом кабельном телеканале, но я всегда думал, что она будет делать большие дела, станет редактором ежедневной газеты, режиссёром фильмов, или прорвётся в Сенат.
Когда официантка ушла, я поднял стакан и сказал:
– Жаль, что так вышло.
– Да, и правда жаль.
Но сказал он так, будто мы обсуждаем слабое землетрясение в какой-нибудь невыговариваемой азиатской республике, о котором он слышал в новостях и упомянул для поддержания разговора.
– Она работает? – не оставлял тему я.
– Да, чем-то занимается, надо думать. Чем, не знаю. Мы с ней не так часто говорим.
Меня озадачило это замечание. По дороге в бар и пока он выбирал столик, и пока Мы заказывали и ждали напитки, передо мной пролистался фотоальбом воспоминаний о нас с Мелиссой, и о том кусочке гармонии, что достался нам – как, например, в день свадьбы дома, у Вернона. Психотронная, черепноутробная связь… Эдди с Мелиссой, например, стоят между двух столбов перед Сити Холлом… Мелисса занюхивает дорожки, уставившись в зеркало, лежащее у неё на коленях, смотрит через сыпучие белые полосы на собственное прекрасное личико… Эдди в ванной, в разных ванных, и в разных стадиях поганого самочувствия… Мелисса и Эдди борются за бабло и за то, кто большая свинья со скатанной двадцаткой. У нас была не столько кокаиновая свадьба, сколько кокаиновое супружество – как однажды вольно заметила Мелисса, “кокаиновое дело” – так что, независимо от того, что в действительности я чувствовал к Мелиссе, а она ко мне, неудивительно, что нас едва хватило на пять месяцев, а может, удивительно, что и на столько хватило, не знаю.”
Всё равно. Здесь и сейчас стоял другой вопрос – что случилось с ними? Что случилось с Верноном и Мелиссой? Они крепко дружили и всегда играли большую роль в жизни друг друга. Они присматривали друг за другом в большом плохом городе, и были друг для друга последней апелляционной инстанцией в вопросах отношений, работы, квартир, интерьера. В этих братско-сестринских отношениях, если бы Вернону я не нравился, Мелисса тут же бы меня бросила – хотя лично я, если я вообще, как любовник, имею право говорить, бросил бы старшего брата. Но вот так вот. Такой вариант даже не рассматривался.