Облава на волка
Шрифт:
Лиля, кстати говоря, стала немного отходить от своего мутного сна, вызванного наркотическим дурманом, – это значило, как подумал Щукин, что пришло время для очередного укола.
Но на этот счет у него было собственное мнение.
Ляжечка вошел в прихожую, держа в одной руке пакет с покупками, а в другой – небольшой кожаный чемоданчик.
– Что там? – спросил встречающий Ляжечку в прихожей Щукин, указывая на чемоданчик.
– Догадайся! – подмигнул Ляжечка Щукину.
Николай едва удержался от порыва сейчас же съездить Ляжечке
«Не сейчас, – успокоил себя Николай, – придет еще мое время… А сейчас нужно сделать над собой усилие и проявить как можно больше дружелюбия и братской любви…»
– Братан! – заорал Николай, обнимая Ляжечку. – Ты мне бабки достал!
– Достал, – подтвердил Ляжечка, глупо улыбаясь.
– Ну, ты вообще! – продолжал восхищаться Щукин, якобы от избытка чувств похлопывая Ляжечку по бокам. – Просто гигант! Как тебе все удается?
– Я волшебное слово знаю, – сказал зардевшийся от нескончаемого потока лести Ляжечка. – Ну ладно тебе, ладно… А то я совсем это… загоржусь…
– Как скажешь, – легко согласился Щукин, отходя от Ляжечки. – Я сейчас, – сказал он, направляясь в ванную, – рожу ополосну только. А то спал все время, пока тебя не было, глаза слиплись…
И оставил в прихожей Ляжечку, не подозревавшего о том, что в результате дружеских похлопываний по бокам из кармана у него исчез шприц, приготовленный для очередной инъекции Лиле.
Оказавшись в ванной, Щукин мгновенно вытащил из рукава куртки шприц и выплеснул его содержимое в раковину. Потом принюхался, поморщился, будто только что откусил от сочного лимона порядочный кусок, и открыл кран. Тщательно смыв всю дрянь из шприца, он набрал холодной воды в заранее приготовленную чистую баночку и набрал из баночки в шприц ровно столько, сколько там было одурманивающего зелья.
Проделав все это, Щукин проверил, чтобы в шприце не оказалось ни крохотной капельки воздуха, спрятал шприц в рукав, наскоро ополоснул лицо и намочил волосы. Потом, с полотенцем на шее, вышел из ванной.
Ляжечку в прихожей он не застал – Ляжечка находился уже в комнате, где была Лиля. Он стоял возле дивана, озадаченно смотрел на бездумно глядящую в пространство Лилю и рылся по своим карманам.
– Где-то здесь… – растерянно пробормотал он, оглянувшись на вошедшего в комнату Щукина, – чего-то я… это…
– Потерял что-нибудь? – осведомился Щукин.
– Ага, – озабоченно проговорил Ляжечка, не переставая рыться по карманам.
– Смотри! – воскликнул вдруг Щукин, указывая на Ляжечку, будто увидел на нем по меньшей мере громадного доисторического комара инфубуса.
– Что? – испугался Ляжечка и приготовился уже отпрыгнуть в сторону, но Николай протянул руку и ловко вытащил из нагрудного кармашка Ляжечки искомый предмет.
– Это потерял? – протягивая шприц Ляжечке, поинтересовался Щукин.
– Это, – проворчал Ляжечка, подозрительно глянув на Николая.
Тот спокойно выдержал его взгляд, а через
– Он у тебя, как косточка обглоданная, торчал. Как же ты по улице-то шел?
– Да я его вроде в другой карман клал, – сказал Ляжечка. – Да ладно, не важно…
Он присел на колени перед Лилей, ловко закатал ей рукав и, обнажив руку, вколол содержимое шприца девушке в вену. Использованный шприц Ляжечка повертел в руках и, не зная, что с ним делать, сунул под диван.
Щукин отметил это.
– Готов горчичник, – выпрямляясь, пропыхтел Ляжечка. – Пойдем, – сказал он, обращаясь к Щукину, – ей полежать надо, а нам с тобой – побазарить.
– О чем? – спросил Щукин, выходя вслед за Ляжечкой из комнаты.
Ляжечка не отвечал, пока они не достигли кухни. Там Ляжечка уселся на стул и достал из сумки, которую он подхватил, проходя через прихожую, бутылку водки.
– Садись, – пригласил он Щукина.
– Присаживайся, – поправил Николай и уселся за стол.
Ляжечка вздохнул и с необычайно торжественным видом принялся откручивать жестяную крышку бутылки.
– Стаканы-то достань, – попросил он.
Щукин нашел два стакана, наскоро ополоснул их под струей воды из крана и поставил на стол.
– По какому случаю праздник? – спросил он.
– Не праздник, – строго произнес Ляжечка и наклонил бутылку два раза – сначала над одним стаканом, потом над вторым, – просто как бы… Ведь теперь мы подступаем к финальной части нашей операции. Последний, как говорится, и решительный бой.
– И герл, – добавил Щукин.
– Чего? – не понял Ляжечка.
– Бой, говорю, и герл, – сказал Щукин, – то есть я и Лилька твоя. Последние и решительные…
Ляжечка поморщился – судя по всему, от чрезвычайных мыслительных усилий, но, так ничего и не поняв, махнул рукой.
– Ладно, – сказал он, – хватит шуточки-то шутить. Сегодня вечером паром отходит от пристани. Скоро ты в Швеции будешь. На эти бабки, – он кивнул на чемодан, который Николай поставил у своих ног, – сможешь себе новую ксиву замастырить и жить не тужить за бугром… Но перед этим должен перевезти туда девчонку. Что мне тебе говорить, – вздохнул Ляжечка так тяжело и фальшиво, будто по долгу службы находился на чужих похоронах, – ты и сам знаешь, как опасно все это предприятие… Пороху уже понюхал за последние… сколько? Два дня. Не боишься?
– А чего мне бояться? – беспечно откликнулся Николай. – Башли есть, – он толкнул ногой чемодан, – а с ними уже не страшно.
– Ты это!.. – заметно повысил голос Ляжечка. – Говори, да это… не заговаривайся! Подорвать, что ли, хочешь?
– Да ты что? – усмехнулся Николай. – Опять по себе меня судишь? Щукин если подписался, то сделает…
– Вот так, – с облегчением проговорил Ляжечка, – а подорвать тебе все равно не удастся. Тебя вести будут до самого парома, да и на пароме – тоже. Помни об этом и глупостей не делай лучше… На чем я остановился?