Облава
Шрифт:
– Так я пройдусь по вагону, взгляну, может, все-таки здесь они, – сказала Ксения.
– Не надо, не ходи, – резким жестом задержал её Иванчиков. Нахмурился, повторил ещё решительнее: – Стой тут.
По тому, как нахмурился Иванчиков, как строго, жёстко говорил, Ксения догадалась, что ей почему-то действительно идти в вагон нельзя. Какое-то время пытливо смотрела на Иванчикова, силясь сообразить, в чем же дело, но тот ни словом, ни жестом не ответил на её немой вопрос.
Разговор, который хлопцы вели с Ксенией и который был прерван Иванчиковым, возобновился. Один
– Знаете, сколько ей лет? Нет, не угадаете. Она на девять лет моложе меня. Во тётка.
Хлопцы из кожи вон лезли перед Ксенией, состязались в остроумии, красноречии. Ксении это нравилось. Они же нашли для неё место в ближнем купе, усадили, сами стояли в проходе.
Между тем поезд наконец тронулся. Перестукивались колёса, гремел и ходил ходуном вагон, свистал в дырах и разбитых окнах ветер, проносились мимо перелески, речушки, поля. Такие тут места – леса не было ни с той, ни с другой стороны. Иванчиков пытался вспомнить, подсчитать в памяти, сколько станций осталось до Гомеля и на какой из них могут, получив его телеграмму, сесть чекисты. Решил на каждой станции и на разъездах выходить из вагона или стоять на ступеньках, чтобы видеть, кто садится, и чтобы с перрона можно было увидеть его. Многих здешних чекистов он знал, многие знали и его.
«Вот бы мне в помощь человек четырех, – думал Иванчиков, – мы бы их тут и взяли, в вагоне, тёпленькими. Тёпленькими», – повторял он излюбленное словцо своего начальника, месяц назад убитого в бою. В предчувствии опасной операции Иванчиков пребывал в том особом состоянии, когда не терпится ринуться с головою в бой, навстречу опасности, когда веришь только в свою победу и не веришь, не принимаешь в расчёт того, что и сам можешь быть побеждён. В бою – а он уже повоевал с поляками и с бандитами – первыми поднимаются в атаку самые молодые. Он тоже был молод, не перевалило ещё за двадцать, и тоже первым бросался в атаку, получал за это и благодарности, и нагоняи. Однажды пошёл один с винтовкой на пулемёт в чистом поле, взял двух пулемётчиков-легионеров в плен. Тогда ему несказанно повезло: в пулемёте заело ленту.
Подъезжали к следующей станции. Медленнее застучали колёса, лязгнули буфера, поезд начал притормаживать. Иванчиков вцепился в поручни, стал на ступеньки, высунулся, чтобы видеть станцию и чтоб его было видно. Приближался вокзальчик, пассажиры разбегались вдоль состава, норовя угадать поближе к двери вагона. Пятый вагон, как обычно, остановился напротив здания станции, и Иванчиков прямо перед собою увидел Сапежку. Тот подбежал к вагону, протянул Иванчикову руку, поздоровался. В тамбуре сказал:
– Получили твою телеграмму.
– А как вы тут очутились? Вы же в Гомеле.
– Видишь, не в Гомеле, вчера там был.
– А почему один, если телеграмму получили?
– А разве мы вдвоём не справимся? – В узких жёлтых глазах Сапежки сверкнул озорной огонёк.
В тамбуре было пусто, и они разговаривали, не боясь чужих ушей.
– Надо было хотя бы милиционеров взять. Бандиты же вооружены. – Самоуверенность Сапежки Иванчикову не
– Не было под рукой милиционеров. Я на этой станции случайно очутился. Дежурный дал прочесть твою телеграмму, и я скорей к поезду. А телеграмма пошла дальше по линии. Где эти?
– Там, в самом дальнем купе. В чёрных кожанках. И Катерина с ними. Только осторожно.
Сапежка прошёл в конец вагона, заглянул в купе. Плоское лицо его перекосила злобная гримаса. Иванчиков побоялся, что Сапежка не удержится, попросит тех двоих предъявить документы, а то и ещё хуже – объявит арестованными. Дёрнул его за полу, оттянул подальше.
– Не тот, которого я видел в Захаричах. Не тот, – сказал Сапежка. – Надо искать помощников. Вон тут сколько красноармейцев.
– Так они же без оружия. Да и поверят ли, что это бандиты?
Сапежка молчал, думал, и, видно, ничего ему не приходило в голову – хмурился, щурил и без того узкие глаза. Иванчиков тоже молчал, ждал, что скажет старший.
– Чего смотришь? – разозлился Сапежка. – Сам думай. – И уже спокойнее добавил: – Будем следить за ними. Дойдёт твоя телеграмма и до губчека. Пошлют людей. Вот тогда и будем брать.
Это решение и было самым верным. Обоим нашлось место, причём рядом с купе, где ехали Шилин и Михальцевич. Катерина видела Сапежку и Иванчикова, но по-прежнему ничем не выдала, что знает их.
Следующий разъезд был Ксенин, и она собралась сходить. В компании все тех же своих попутчиков вышла из купе, остановилась в проходе. Оттуда увидела Иванчикова и подошла с ним попрощаться.
– Мне пора, – сказала она. – Сейчас моя станция. – И тут увидела Катерину, бросилась к ней. – Ой, тётя Катя, и ты… – Вдруг замерла, словно налетела на что-то: узнала Сивака. Тот сидел, привалившись спиной и затылком к переборке, с закрытыми глазами – дремал. У Ксении глаза расширились и словно остекленели от страха. Щеки побелели.
Катерина сообразила, что сейчас произойдёт, схватила Ксению за руку, чтобы отвести от купе. Но та вырвалась.
– Вот же они, вот! Они, эти самые, у нас были! Папку моего убили… – заговорила она сквозь всхлипывания. – Где мой папка? Куда его дели? Бандиты! – выкрикнула срывающимся голосом.
– Ксения! – дёрнула её за рукав Катерина. – Замолчи, что ты плетёшь?
– Это же бандиты! Ты что, не узнала их? Вот он, главный. Сивак. Вот он!
Шилин открыл глаза, но не переменил позы, как сидел, так и остался сидеть, только не сводил глаз с Ксении, не перестававшей кричать:
– Это вы убили папку! Где он, где?!
Стали собираться люди, оттеснили Сапежку и Иванчикова от купе.
– Ксения! – снова дёрнула девушку за руку Катерина. – Ты обозналась. Это ошибка. Не кричи, прошу тебя.
Кто-то из тех, что стояли возле купе, ахнул:
– Братцы, бандитов поймали!
– Где они, где? – тянулся хлопец в бушлате, силясь из-за голов увидеть этих самых бандитов.
Встал Михальцевич, с усмешкой похлопал Ксению по плечу:
– Девочка, ты не из сумасшедшего дома сбежала? Если не замолчишь, я тебя на первой же станции сдам в милицию. А ну, замолкни!