Шрифт:
Свободы всем!
Бог в помощь людям достойным и правильно живущим, где бы они ни находились, в тюрьме ли, в лагере или на свободе! Вот выкроил времечко, чтобы черкануть тебе, благодарный читатель, пару-тройку слов. Чтоб были они во благо и на благо всего чистого и светлого, что может быть как в жизни воровской, так и в повседневных хлопотах простых сограждан нашей матушки-России. Недавно судьба вновь забросила меня на родину и я инкогнито побывал в издательстве «АСТ-ПРЕСС», и то, что мне там показали, меня не просто приятно удивило, но поразило в самое сердце. Это что-то — ваши письма, уважаемый читатель, их в издательстве собрался целый мешок. Привыкший в основном к жестокостям и грубости с разных сторон, я, естественно, был откровенно тронут таким участием в моей судьбе, спасибо вам за ваши добрые сердца и благие пожелания. К сожалению, и в этот
Пользуясь случаем, хочу также обратиться и к тем, кто чалится сейчас на нарах разных тюрем и пересылок нашей необъятной. Будьте терпимее, арестанты! Хочу также пожелать босоте российской матушку-удачу и сто тузов по сдаче. Положение у нас в стране сейчас, слава богу, налаживается к лучшему, и дай-то бог, чтобы заснувший вулкан мракобесия и идиотизма уснул навеки и не просыпался никогда больше. От этого польза будет всем нам, всему народу нашему российскому — и тем, кто в неволе, и тем, кто на свободе. На этой обнадеживающей ноте я и хочу закончить свое послание к читателю, пожелав всем вам здоровья и по возможности больше земных благ.
Бог в помощь. С уважением ко всем ваш Варяг.
ПРОЛОГ
Грозно взревев, три вороных джипа с тонированными стеклами и могучими никелированными решетками на радиаторах один за другим вырвались из ворот нахабинского Центра пульмонологии и понеслись к шоссе, со свистом рассекая плотный вечерний воздух.
— Ну, Владислав Геннадьевич, можете не сомневаться: эта лихая кавалькада от внимания любопытствующих точно не ускользнет! — повернувшись к Варягу, тихо проговорил шеф его личной службы безопасности Чижевский.
Они стояли на крыльце старенького лечебного корпуса и сквозь кустарник, густо поросший вокруг, глазами провожали удаляющийся кортеж.
— Мне кажется, Николай Валерьяныч, наш план с джипами должен сработать, уж больно все убедительно, — кивнул в ответ Варяг и тут же повернулся к светловолосому, плотному, крепко скроенному мужчине лет пятидесяти, одетому в простую бежевую куртку, стоящему рядом с ним на обшарпанных ступеньках крыльца: — Ну давай, Степа, и ты тоже поезжай. В конце недели нам предстоит большое дело. Надо будет все подготовить. Больше нельзя допускать никаких проколов. Надеюсь, что встреча состоится, как и было уговорено. Но завтра я все уточню окончательно и дам тебе знать: адрес, время и прочие детали. Чижевский своих людей сам расставит, а ты будь там загодя… Тут рисковать я не могу, кто знает, что там и как: береженого бог бережет, а то и впрямь не ровен час — пристрелят или взорвут с потрохами и его, и меня заодно, а это сейчас было бы крайне обидно! Такие возможности наконец-то открываются! Сколько лет к этому шли!
С этими словами смотрящий по России невесело улыбнулся.
— Может, все-таки в моей «хонде» поедешь, Владик? — осторожно предложил Степан. — Чего с твоей незалеченной ногой по электричкам толкаться? Это же путь неблизкий — на Никитину Гору, через Рижский вокзал — с пересадками такой крюк…
— Нет-нет, — упрямо мотнул головой Варяг. — Так оно будет надежнее. Во-первых, эти три джипана ментов с толку собьют как пить дать, а во-вторых, из соображений безопасности это лучше: вряд ли кому придет в голову искать меня в пригородной электричке… К тому же от Рижского мы поедем на машине. Николай Валерьяныч только что отзвонил в Москву и вызвал ее к семи часам вечера. Так что, Степа, не переживай и двигай один! Но будь все время на связи. Если в дороге заметишь что-то сомнительное — сразу сообщи. И как домой в свое Крылатское доберешься, тоже просигналь. Если у тебя будет чисто, мы с Никитиной Горы завтра днем к тебе прямо и рванем.
Уже собравшись попрощаться, Степан Юрьев по кличке Сержант неожиданно спохватился, достал из кармана куртки серебристый телефон «Нокия», взглянул на погасший дисплей и выругался:
— Вот черт! Батарея села. А зарядку я оставил в старой машине.
Сержант был человеком исключительно собранным. Он практически никогда не совершал оплошностей, и тем более таких глупых, как эта. В преддверии столь серьезной операции нелепость с телефоном явно испортила ему настроение. Чтобы как-то сгладить ситуацию, Чижевский, похлопав Сержанта по
— Стареешь, брат! В следующий раз, идя на свидание, не забудь имя девушки записать.
Понимая, что без телефона Степана сейчас отправлять нельзя, Владислав отстегнул от ремня свой «Сименс».
— Бери мой! Завтра встретимся — вернешь. Связь будем держать через мобилу Чижевского… Звонки на мое имя пересылай туда же.
Проведя три с лишним недели в Центре пульмонологии в Нахабине, куда его перевезли из госпиталя Главспецстроя, Варяг почти полностью оправился от страшных ранений, и теперь о недавнем покушении на Ленинградском шоссе чисто внешне напоминала разве что легкая хромота во время ходьбы: давали о себе знать боли в правом бедре, изуродованном при взрыве. Особенно они ощущались в дождливую погоду. Лечащий врач Людмила Сергеевна, милая молодая женщина, регулярно навещавшая его в этом укромном больничном уголке, уверяла, что через месяц-другой мышечная ткань полностью восстановится и о хромоте можно будет забыть.
По-хорошему, Владиславу следовало бы провести в больнице, в этом тихом райском уголке, еще с месяц, но он спешно засобирался, как только почувствовал, что может обходиться без врачей. Дела не могли больше ждать.
К тому же позавчера ему неожиданно позвонил Герасим Герасимович Львов и сообщил, что на днях, скорее всего в пятницу, может наконец состояться та самая, очень важная встреча, почва для которой тайно подготавливалась почти полгода и которую Варяг с нетерпением ожидал в течение последних месяцев, когда произошло так много событий: внезапный арест в порту Майами; поспешная депортация в Лихтенштейн; потом неожиданное освобождение из тюрьмы и возвращение в Москву под гарантии, данные ему самыми влиятельными людьми; ну и, наконец, коварная засада с гранатометом на Ленинградском шоссе, сорвавшая все его планы… Но, как говорится, после ночи всегда наступает день. И вот теперь, похоже, дело и впрямь было на мази. В конце короткого телефонного разговора мудрый старик Львов намекнул, что Коля, то есть влиятельный чиновник кремлевской администрации Николай Николаевич Меркуленко, с которым у Варяга установились вполне доверительные отношения и который, собственно говоря, и обеспечил ему прикрытие для легального возвращения в Москву, хотел бы переговорить с ним лично, желательно с глазу на глаз. Варяг понял, что речь может идти только об одном — о деталях самой важной встречи. Решив не тревожить кремлевского чиновника слишком рано, он дождался десяти часов и набрал мобильный номер Меркуленко. После двух коротких гудков Меркуленко снял трубку и, услышав голос Игнатова, взволнованно сказал: «Сейчас по телефону детали мы обсуждать не будем… Я направлю к вам человека — он передаст все, что необходимо. Ваша встреча намечена на послезавтра. Все! И пока больше мне не звоните. Я сам с вами свяжусь в самое ближайшее время!» После чего телефон дал отбой. Эта короткая беседа подтвердила худшие опасения Варяга: у телефона Меркуленко выросли чужие уши… А значит, кто-то готовит свою комбинацию, а может, и удар в спину. Значит, враг не дремлет, вынашивая свои планы.
В такой ситуации продолжать отлеживаться на больничной койке Варяг больше не мог. Он понял — настала пора покинуть подмосковное лежбище и начать действовать. В воровской среде уже давно все перепуталось, пора серьезный разговор за жизнь с людьми организовать. Да и по многим другим направлениям дела начали расползаться: все следовало подвинтить, подрегулировать, чтобы народ не зарывался и знал, кто реально стоит у штурвала. Конечно, Варяг прекрасно понимал, насколько ему будет непросто в сложившейся ситуации, в этом новом раздрае, снова взять все в свои руки. Черная полоса бед, неудач и поражений многое изменила на криминальной карте жизни. И было большой удачей то, что после покушения на Ленинградке многочисленные враги Варяга так и не смогли вычислить, что он остался жив, определить его местонахождение и отомстить по полной…
Буквально до вчерашнего дня все было спокойно, но сегодня охранники проинформировали Владислава Геннадьевича о трех подозрительных парнях в рабочих спецовках, неожиданно появившихся на территории больницы. Все трое были жилистые, румяные, крепкого телосложения, а самое главное, что вызвало подозрение у охраны, у всех были чересчур ухоженные прически. С самого раннего утра эти «работяги» крутились неподалеку от неприметного лечебного корпуса, в котором размещалась палата Игнатова. На первый взгляд вроде все в норме: ну прибыли ребята теплотрассу ремонтировать, ну копаются там в траншее, землю ковыряют, трубы таскают, но как-то уж больно старательно, уж шибко усердно налегали они на лопаты. К обеду троица исчезла, но вслед за ней вскоре у ворот больницы охрана Варяга заприметила синие «Жигули» с московскими номерами, где на протяжении двух часов сидела и взасос целовалась парочка.