Обломов
Шрифт:
Однажды тишина в природе и в доме была идеальная; ни стуку карет, ни хлопанья дверей; в передней на часах мерно постукивал маятник да пели канарейки; но это не нарушает тишины, а придает ей только некоторый оттенок жизни.
Илья Ильич лежал небрежно на диване, играя туфлей, ронял ее на пол, поднимал на воздух, повертит там, она упадет, он подхватывает с пола ногой… Вошел Захар и стал у дверей.
– Ты что? – небрежно спросил Обломов.
Захар молчал и почти прямо, не стороной, глядел на него.
– Ну? –
– Вы нашли квартиру? – спросил, в свою очередь, Захар.
– Нет еще. А что?
– Да я не все еще разобрал: посуда, одежа, сундуки – все еще в чулане горой стоит. Разбирать, что ли?
– Погоди, – рассеянно сказал Обломов, – я жду ответа из деревни.
– Стало быть, свадьба-то после Рождества будет? – прибавил Захар.
– Какая свадьба? – вдруг встав, спросил Обломов.
– Известно какая: ваша! – отвечал Захар положительно, как о деле давно решенном. – Ведь вы женитесь?
– Я же-нюсь! На ком? – с ужасом спросил Обломов, пожирая Захара изумленными глазами.
– На Ильинской барыш… – Захар еще не договорил, а Обломов был у него почти на носу.
– Что ты, несчастный, кто тебе внушил эту мысль? – патетически, сдержанным голосом воскликнул Обломов, напирая на Захара.
– Что я за несчастный? Слава тебе Господи! – говорил Захар, отступая к дверям. – Кто? Люди Ильинские еще летом сказывали.
– Цссс! – зашипел на него Обломов, подняв палец вверх и грозя на Захара. – Ни слова больше!
– Разве я выдумал? – говорил Захар.
– Ни слова! – повторил Обломов, грозно глядя на него, и указал ему дверь. Захар ушел и вздохнул на все комнаты.
Обломов не мог опомниться; он все стоял в одном положении, с ужасом глядя на то место, где стоял Захар, потом в отчаянье положил руки на голову и сел в кресло.
«Люди знают! – ворочалось у него в голове. – По лакейским, по кухням толки идут! Вот до чего дошло! Он осмелился спросить, когда свадьба. А тетка еще не подозревает или если подозревает, то, может быть, другое, недоброе… Ай, ай, ай, что она может подумать? А я? А Ольга?»
– Несчастный, что я наделал! – говорил он, переваливаясь на диван лицом к подушке. – Свадьба! Этот поэтический миг в жизни любящихся, венец счастья – о нем заговорили лакеи, кучера, когда еще ничего не решено, когда ответа из деревни нет, когда у меня пустой бумажник, когда квартира не найдена…
Он стал разбирать поэтический миг, который вдруг потерял краски, как только заговорил о нем Захар. Обломов стал видеть другую сторону медали и мучительно переворачивался с боку на бок, ложился на спину, вдруг вскакивал, делал три шага по комнате и опять ложился.
«Ну, не бывать добру! – думал со страхом Захар у себя в передней. – Эк меня дернула нелегкая!»
– Откуда они знают? – твердил Обломов. – Ольга молчала, я и подумать вслух не смел, а в передней
Он было улыбнулся, вспомнив прежний свой поэтический идеал свадьбы, длинное покрывало, померанцевую ветку, шепот толпы…
Но краски были уже не те: тут же, в толпе, был грубый, неопрятный Захар и вся дворня Ильинских, ряд карет, чужие, холодно-любопытные лица. Потом, потом мерещилось все такое скучное, страшное…
«Надо выбить из головы Захара эту мысль, чтоб он счел это за нелепость», – решил он, то судорожно волнуясь, то мучительно задумываясь.
Через час он кликнул Захара.
Захар притворился, что не слышит, и стал было потихоньку выбираться на кухню. Он уж отворил без скрипу дверь, да не попал боком в одну половинку и плечом так задел за другую, что обе половинки распахнулись с грохотом.
– Захар! – повелительно закричал Обломов.
– Чего вам? – из передней отозвался Захар.
– Поди сюда! – сказал Илья Ильич.
– Подать, что ли, что? Так говорите, я подам! – ответил он.
– Поди сюда! – расстановисто и настойчиво произнес Обломов.
– Ах, смерть нейдет! – прохрипел Захар, влезая в комнату.
– Ну, чего вам? – спросил он, увязнув в дверях.
– Подойди сюда! – торжественно-таинственным голосом говорил Обломов, указывая Захару, куда стать, и указал так близко, что почти пришлось бы ему сесть на колени барину.
– Куда я туда подойду? Там тесно, я и отсюда слышу, – отговаривался Захар, остановясь упрямо у дверей.
– Подойди, тебе говорят! – грозно произнес Обломов.
Захар сделал шаг и стал как монумент, глядя в окно на бродивших кур и подставляя барину, как щетку, бакенбарду. Илья Ильич в один час, от волнения, изменился, будто осунулся в лице; глаза бегали беспокойно.
«Ну, будет теперь!» – подумал Захар, делаясь мрачнее и мрачнее.
– Как ты мог сделать такой несообразный вопрос барину? – спросил Обломов.
«Вона, пошел!» – думал Захар, крупно мигая, в тоскливом ожидании «жалких слов».
– Я тебя спрашиваю, как ты мог забрать такую нелепость себе в голову? – повторил Обломов.
Захар молчал.
– Слышишь, Захар? Зачем ты позволяешь себе не только думать, даже говорить?..
– Позвольте, Илья Ильич, я лучше Анисью позову… – отвечал Захар и шагнул было к двери.