Обманчивая реальность
Шрифт:
И, наверно, сильно, подумала Чи-Чи. Мейси никогда не говорила гадостей. А она и впрямь строит из себя истеричку девственницу. Пусть даже всего лишь чуть-чуть.
– У Брена такая чудная улыбка. – Чи-Чи встретилась с Мейси в зеркале взглядом. Ее глаза на фоне смуглой кожи казались ярко-зелеными. – Если он проводит меня домой, я, так и быть, приглашу его к себе.
– Ага, наконец-то ты заговорила.
Они вернулись в зал. Господи, как же здесь шумно! – с раздражением подумала Мейси. Гомон голосов, звяканье стаканов и тарелок, царапанье стульев о пол не облегчали
Может, не стоит больше пить?
Когда они шли мимо бара, кто-то на мгновение перегородил ей дорогу. Мейси раздраженно обернулась и хотела пихнуть нахала, но незнакомец уже пробормотал извинение и направился к выходу.
– Идиот, – за неимением лучшего прошипела она ему вдогонку. Он же, прежде чем шагнуть за дверь, обернулся и улыбнулся ей.
– Что-то не так?
– Пустяки. Просто меня толкнул один идиот.
– Кстати, как ты? Если голова сильно болит, могу дать таблетку. Всегда ношу с собой на всякий случай.
– В этом вся ты, – пробормотала Мейси, делая глубокий вдох. Хорошие друзья, напомнила она себе. Приятный вечер.
Она снова села за стол. Тревис тотчас взял ее за руку и подмигнул.
– Мы хотели бы поужинать у Нино, – объявила Мейси.
– А мы только что говорили о том, не пойти ли нам в «Тортилья Флэтс». У Нино нужно заранее заказывать столик, – напомнил ей Тревис.
– Не желаю есть всякую мексиканскую гадость. Если идти, то в какое-нибудь приличное место. А если нужно будет непременно заказывать напитки, то каждый заплатит за себя.
Тревис нахмурился, отчего между бровями залегла глубокая складка. Такое случалось всякий раз, стоило ей сказать какую-то глупость. Она же терпеть не могла, когда он так делал.
– До заведения Нино всего двенадцать кварталов. А мексиканский ресторанчик практически за углом.
Злая до такой степени, что у нее уже начали трястись руки, Мейси почти вплотную придвинула лицо к его лицу.
– Скажи, ты куда-то спешишь? Неужели нельзя в кои-то веки пойти туда, куда хочется мне?
– Ну а где, по-твоему, мы сейчас? Там, где хотелось выпить тебе.
Оба почти сорвались на крик; их пронзительные голоса влились в нестройный хор посетителей, что звучал вокруг них. Чувствуя, что у нее вот-вот разболится голова, Чи-Чи вопросительно посмотрела на Брена.
Брен сидел, тупо глядя в стакан, изобразив вместо улыбки злобный оскал, и что-то бормотал.
Нет, он был вовсе не душка. Он был противен, как и Тревис. Неприятен, уродлив. И мечтал лишь об одном – трахнуть ее. Скажи она ему «нет», он бы ее изнасиловал. Или, может, даже избил бы при первой же возможности. И Мейси наверняка в курсе, но она лишь посмеялась бы.
– Пошли вы оба знаете куда? – прошептала она. – Да нет, все трое.
– Прекрати таращиться на меня, урод! – взвизгнула Мейси. – Урод – вот ты кто!
Тревис стукнул кулаком по столу и прокричал:
– Заткни свою пасть!
– Я сказала, прекрати! – Схватив со стола вилку, Мейси с пронзительным визгом вогнала ее зубья в глаз Тревису.
Тот взвыл. Этот вой, казалось, пронзил мозг Чи-Чи насквозь.
И тогда разразился ад.
Лейтенант Ева Даллас стояла посреди моря крови и изуродованных тел. Всякий раз что-то новое, подумала она. Всякий раз что-то еще более ужасное, чем раньше, чего ни один коп не мог представить даже в страшном сне.
Даже для такого бывалого копа, как она, который только за последние три месяца в Нью-Йорке насмотрелся самых разных кошмаров, всегда найдется что-то такое, чего еще не было.
Тела, плавающие в лужах крови, в парах алкоголя и миазмах рвоты. Некоторые, подобно тряпичным куклам, повисли, переброшенные на барную стойку, либо словно омерзительные коты свернулись клубочком под поломанными столами. Весь пол в осколках битого стекла. Зловеще поблескивая, словно бриллианты, они украшали собой то, что осталось от столов и стульев, либо, перемазанные кровью, торчали из мертвых тел.
И еще смрад. Здесь было невозможно дышать. Еве тотчас вспомнилось одно старое фото военных времен, на котором было изображено поле боя. Ни одна из сторон не могла назвать себя победительницей.
Выколотые глаза, изуродованные лица, перерезанные горла, размозженные головы, из которых вытекли мозги. Все это напоминало войну – начатую и проигранную.
Несколько жертв были голыми или почти голыми. Кожа, словно у древних воинов, разрисована – правда не краской, а кровью.
Ева стояла, ожидая, когда пройдет первый шок. Такого с ней уже давно не было. Она обернулась – высокая, стройная, кареглазая – и посмотрела на участкового полицейского, который первым прибыл на место происшествия.
– Вам что-нибудь известно?
Заметив, что он дышит сквозь стиснутые зубы, Ева не стала его торопить.
– У нас с напарником был перерыв, и мы пошли перекусить в забегаловку на другой стороне улицы. Когда я вышел, то заметил молодую женщину. Она орала как резаная и, пятясь, выбиралась отсюда. Я бросился к ней, но она продолжала кричать.
– В котором часу это было?
– Перерыв у нас начался без пятнадцати шесть. Мы просидели там не более пяти минут, лейтенант.
– Хорошо, продолжайте.
– Женщина несла какую-то околесицу и указывала на дверь. Пока мой напарник ее успокаивал, я открыл дверь.
Полицейский умолк и прочистил горло.
– Я служу вот уже двадцать два года, лейтенант, но такое увидел впервые. Куда ни глянь – везде тела. Некоторые еще были живы. Они ползали, рыдали, стонали. Я тотчас же вызвал бригаду медиков. Оставить это в том виде, в каком я все здесь застал, было невозможно. Надо было спасать людей.
– Я поняла.
– Их было человек восемь-десять. Медиков. Прошу прощения, лейтенант, но точное количество я не запомнил. Им не позавидуешь. Некоторых они взялись спасать прямо здесь, а затем всех живых переправили в клинику Трайбека. Тогда же мы огородили место происшествия. Медики исследовали каждый уголок помещений. Мы также обнаружили людей в туалетах и на кухне.