Обманная весна
Шрифт:
Грин выстрелил.
Мужик дернулся вперед и чуть не упал, утробно взревел — и вдруг, повернувшись на каблуках, с рычанием тяжело побежал к Ивану и Грину. Он растопырил руки и оскалился; в его голове зияла дыра, через которую на бледную неподвижную морду текло что-то черно-зеленое.
Грин выстрелил еще дважды. Пули притормаживали тяжелый топот твари, но не останавливали его — из дыр при каждом шаге выплескивалась тухлая жижа, от трупной вони перехватывало дыхание.
— Сука… — пробормотал Грин. — Вот сука…
Ивану
Голова отлетела, клацнув зубами на лету. Безголовое тело взмахнуло руками, сделало еще шаг — и осело на заплеванный лед. И, оказавшись на земле, остатки твари начали распадаться с чудовищной быстротой.
Осклизлая плоть слезла с костей в считанные секунды, сами кости побелели, пожелтели — и рассыпались пылью в гнойной луже, которая обволокла истлевшую кожаную куртку, полуразложившиеся штаны и сапоги. Серо-зеленая слизь булькнула и успокоилась.
Грин тряхнул головой.
— А ты что видишь? — спросил он.
— Сопли.
— Правильно, — Грин улыбнулся. — Молодец. Завалил ты его круто. Только это был не вампир.
— Как?!
— В смысле — бес, конечно, но какой-то другой породы. Но все равно, молодец. Пошли к машине, здесь воняет.
Прошли по улице. Прямая дорога сильно сократила расстояние. По пути Иван тщетно пытался обтереть лезвие заступа об снег, но оно все равно воняло.
— Святой водой сполоснем, не мучайся, — сказал Грин, отпирая машину. — О, слушай, Ванюша, у нас же тут пончики твоей матушки! Как это мы забыли… Хочешь?
Иван поперхнулся и закашлялся.
— Нет, пока не хочу, — буркнул обиженно.
— Не хочешь — я тебя не заставляю, — сказал Грин с невозмутимой улыбкой и вытащил пончик из пакета. — Да ну, неудачная сегодня какая-то охота. Трупак противный, никакой радости…
— Ну почему? — возразил Иван, которого радость просто переполняла. — Все очень здорово!
— Не-а, — промычал Грин с набитым ртом и продолжал, проглотив кусок пончика, — этого гада я чувствую как-то не так, как обычно. Не то, что ни жарко, ни холодно — а даже… не знаю. Сладкого хочется.
— Сладкого тебе хронически хочется, — Иван улыбнулся, вспоминая, как в командировке Грин страдал от отсутствия сахара, и как мог пробить пару дырок в крышке банки со сгущенкой и выпить ее целиком, не запивая водой. — Чудно только, что сейчас вдруг. Гад кислый?
— Просто тухлый, — фыркнул Грин, слизывая с губ сахарную пудру. — Поехали до дому; все настроение перебил, сука…
Иван слушал, и неуловимые мутные образы, не облеченные ни словами, ни конкретным видеорядом, проходили по его сознанию, как рябь по воде.
Включить зажигание Грин не успел. Его рука замерла в сантиметре от ключа — и так же жестко замерло лицо. Он только слизнул
— Что… — начал Иван, но Грин остановил его одним взглядом, открыл дверцу машины так бережно, будто она была стеклянная, и вытек на улицу нереально беззвучно.
Иван с полминуты раздумывал, стоит ли следовать за Грином; Грин, между тем, поменял обойму, сделал свободной рукой жест, который можно было трактовать только как «вперед!», и быстро пошел прочь от автомобиля. Выдернуть из рюкзака лопату и догнать его, было делом мгновений.
— Да что случилось? — спросил Иван шепотом.
— Гада чую, — шепнул Грин. — Рядом.
В следующий миг в ближайшей подворотне возникла высокая темная фигура, освещенная тусклой лампочкой. Грин вскинул пистолет, но тень демона мелькнула и пропала.
— За мной! — приказал Грин тихо и побежал во двор. Иван бежал за ним, слыша дробный грохот собственных шагов и размышляя с досадой, почему Грин в своих тяжелых башмаках ступает неслышно и легко, как кошка, а фирменные кроссовки создают столько шума.
За узкой, серо-желтой кишкой подворотни оказался темный гулкий колодец — и перепуганные голуби взлетели с суматошным шумом, отдавшимся в стенах, стеклах и жестяных стоках. На первый взгляд, двор был пуст; Иван вздохнул и хотел весело сообщить о своем разочаровании — но Грин толкнул его, указав куда-то вбок. Темная фигура невесомо скользнула в дверь подъезда, а Иван вдруг ощутил давящий нестерпимый ужас.
Грин оказался у двери в три прыжка. Распахнул дверь, выплеснув на себя и асфальт волну тусклого желтого света — и выстрелил трижды подряд. Иван, холодея, услышал кошачий визг — и Грин крикнул:
— Сюда, живо!
Иван с заступом наперевес рванулся к нему. Грин держал дверь, чтобы она не захлопнулась. Девочка-демон в розовом комбинезончике, залитом черном, вцепившись ручонками в простреленную грудь, извивалась на грязных ступеньках.
Иван, внутренне сжавшись от дикого ужаса, занес лопату над ее головой — и она, вдруг взглянув на него, прошипела:
— Я тебя пощадила, смертный!
Иван невольно удержал руку. Грин обжег его яростным взглядом — и тут низкий и нежный голос из темноты отчетливо, с неизбывной горечью, произнес:
— Он — первый, кого ты пощадила. И то — из страха.
— Предатель! — взвизгнула вампирша, пытаясь подняться. Черная кровь текла у нее изо рта между оскаленных клыков, рыжие кудряшки на глазах обернулись седой пыльной паклей — и лицо, уже совсем не детское, а, скорее, старческое, лицо молодящейся карлицы, исказилось свирепой злобой. Грин подошел на шаг, всадил пулю в ее оскаленную кошачью пасть — и резко обернулся.
Ствол пистолета ткнулся в грудь высокого парня в темном плаще. Иван смотрел в лицо тихого демона, белое и точное, как у статуи, с красными огнями глаз — и не мог уложить происходящее в голове.