Обманный Дом
Шрифт:
— Их можно распознать по речи, — сказал Картер. — Этот разговаривал точно так, как все гнолинги — утробным голосом и короткими, отрывочными фразами. По крайней мере они не поумнели.
Они вместе осмотрели труп чудовища. Гнолинг как гнолинг — ничего примечательного. Не обнаружив в нем ничего необычного, Чант приступил к осмотру фонарей, а Картер, которому делать было положительно нечего, решил походить по аллее и посмотреть, не побывал ли тут кто-либо ещё из его врагов. На самом деле тревожиться об этом не стоило: раненый гнолинг нашёл бы своих союзников, будь они где-нибудь поблизости, но все же лорд Андерсон обнажил Меч-Молнию. Аллея заканчивалась у корсиканских
Пройдя между соснами, он обнаружил за ними небольшой ручей. На миг ручей очаровал Картера своей красотой. Берега его были прямыми, как у искусственно прорытого канала, деревья по берегам стояли ровно, как в парке. Но почти сразу Картера охватило беспокойство. Он понял, что деревья стоят через слишком равные промежутки, и каждое третье в точности одинаково: молодая ива с совершенно одинаковыми ветками и отметинами на коре. Картер подошёл поближе к ручью. Странно, но вода не замёрзла, она оказалась тёплой, как в весенний день. Вдоль берега сновали тысячи мелких рыбёшек, их движения были симметричны и синхронны.
Тихий ужас сковал Картера по рукам и ногам, но причины своего страха он бы и сам не мог объяснить. Он почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом.
— Хозяин! — окликнул его из-за сосен Чант.
— Я здесь! — отозвался Картер. — Поди-ка сюда, посмотри.
Вскоре рядом с ним появился Фонарщик. Лицо его приобрело землистый оттенок, взгляд сделался мрачным. Поджав губы, он хрипло прошептал:
— «Ах! Владыка мой, Артур, куда идти мне? Где спрячу я мой лоб, мои глаза?»
— Что случилось? — спросил Картер. — Ведь здесь не всегда было так.
Чант покачал головой.
— Все переменилось. Эта речка течёт издалека, с юга, она протекает по большой части Высокого Дома. Это приток Сказочной Реки под названием Плегатаниз. Но то была обычная речка, а не эта пародия, причуда художника. И что же это значит?
Картер обвёл взглядом линию берега.
— Это значит, что в борьбе Порядка с Хаосом Порядок одержал жуткую победу и начал заражать мир. Наверняка за этим стоят анархисты. Нужно проверить, далеко ли распространилась болезнь.
Чант пошёл влево вдоль берега. Он был так ровен, что идти было нетрудно, и вскоре путники приблизились к стенам лабиринта, где ручей стекал в водосток. И здесь царили симметрия и гармония, вот только у самого водостока о льдину, свалившуюся со стены и быстро таявшую, позвякивая, бились несколько стеклянных бутылок. Чант вынул льдину, и бутылки поплыли вниз по течению ручья. Все они были закрыты пробками, и внутри каждой лежала записка.
— Любопытно, — сказал Картер и выхватил из ручья первую бутылку. Он вынул из неё пробку, извлёк записку, пробежал глазами и дрогнувшим голосом проговорил: — Чант, мы должны вытащить все бутылки до одной.
Бутылки успели уплыть ниже по течению, но ручей тёк неспешно, и Картер с Чантом сумели собрать все пять бутылок.
— Что это за записки? — спросил Чант, когда извлёк из воды последнюю бутылку.
— Все они адресованы Даскину, — ответил Картер. — Писала их Лизбет. Она жива.
ЙОРМУНГАНД
Сара сидела у французского бюро в гостиной и читала разложенные записки — пять посланий отчаяния из далёкого прошлого. Она прочла их уже сто раз и оплакала тысячей слез. Лизбет на каждом письме ставила номер, и последнее было семнадцатым по счёту — вода погубила остальные послания. Но самое первое сохранилось,
Пожалуйста, приди и спаси меня. Я — в доме, где не бывает солнца. Я не знаю, как он называется, и никто мне не говорит. Меня отпускаютв саду, где я выращиваю ежевику и репейник. Я все время одна. Пожалуйста, пожалуйста, спаси меня.
С любовью, Лизбет
Слова «с любовью» Лизбет окружила сердечками и пририсовала подле них собаку, лежащую лапами кверху. Рядом было написано:
Как жалко, чтo у меня нет щeнкa.
К семнадцатому письму почерк стал более уверенным и мелким — скорее это был итог опыта, нежели обучения, но орфография и пунктуация были на удивление правильными:
Дopoгoй Дacкuн я не знаю, cкoлькo времени я уже здесь, потому что здесь нет ни часов, ни солнца. Я oднa-oдинeшенькa в этой стране без света и некому меня пожалеть. Мне не дают книг, дали только старый, порванный тoмик «Грозового перевала», и эта книга стала моим учителем и единственным рассказчиком обо всем чeлoвeчecкoм. Тoлькo по ней я и училась. Порой я кpaду письменные принадлежности и o6pывки бумаги. Я вспоминаю о тебе, о Саре и о графе Эгисе. Я забыла про солнце, про деревья, траву и про все хорошее. Мне тaк хочется бежать в ваш пpeкpacный мир и навсегда остаться там, и видеть его не cквoзь пелену слез, не стремиться к нему, стучась о cтeнки опустевшего сердца, но быть там по-настоящему. Но у меня отобрали душу и сердце, и мне часто кажется, что я — всего лишь кaмeннaя статуя в обличье живой женщины или пpизpaк Kaтapины Линтон за oкном Хетклиффа, к ледяным пальцам которой не дерзнёт прикоснуться ни один мужчина. Каждый день я молюсь о своём спасении, о тoм, чтобы ты явился мне на помощь, Дacкин, чтобы ты сжал мои призрачные pyкu в своих тёплых пальцах, и тогда 6ы я снова стала собой. Приходи cкopee, но ни за что на свете не говори лорду Андерсону, что знаешь о моем существовании, умоляю тебя.
Сара повернула голову к Картеру. Тот полулежал на кушетке с цветастой обивкой, стоявшей посреди стульев, столиков и этажерок с безделушками, оживлявшими большую гостиную. Левой рукой Картер рассеянно поглаживал темно-синий ковёр. Взгляд его был устремлён к барочному потолку, украшенному гипсовыми подвесками, фигурами атлантов и серафимов, цветочными оборками и бордюром в виде суровых ликов древних старцев, которые мудрыми, как у сов, глазами, наблюдали за всем, что происходило в гостиной. Не замечая, что жена смотрит на него, Картер восхищённо разглядывал потолок, очарованный красотой лепнины. Лицо у него сейчас казалось совсем мальчишеским — наверное, таким оно и было в те давние годы, когда он усаживался за бюро и играл с деревянными солдатиками. Видя Картера таким, Сара вновь ощутила, как любит его и как гордится им.
Но вот он взглянул на неё и печально улыбнулся. Сара ответила ему такой же улыбкой. В сердце их жило одно и то же чувство.
— Несмотря ни на что, я все время думаю об Иннмэн-Пике, — признался Картер. — Но нельзя с определённостью судить о том, что её похищение как-то связано с сокровищем.
— Нельзя и отрицать это. Теперь мы знаем, что к этому причастны анархисты. Бедная девочка! Но почему она так боится тебя?
— Не понимаю. Но у анархистов было целых шесть лет, и за это время они могли отравить её разум. Чего они ей наговорили про меня?