Обманщица
Шрифт:
Дверь за ней бесшумно закрылась.
Джек стоял посреди комнаты и смотрел на закрытую дверь, пытаясь осмыслить то, что произошло. Он не понимал, как вышло, что она оказалась у него, но был счастлив. Он знал, что должен испытывать чувство вины, но память услужливо напомнила ему о синяках на ее запястье и заглушила упреки совести. Мужчина, который бьет женщину, ее не заслуживает.
Джеку хотелось как-то помочь Элизабет. Она была ему нужна. Она совершила то, что многие годы не удавалось ни одной женщине: тронула его сердце.
Он постоял не
Глава 15
Коди нервничала. До Эль-Тражара осталось всего несколько миль. И все это время она чувствовала, что кто-то следит за ней. Она все время понукала коня. Только оказавшись в городе, она почувствует себя в безопасности. Хотя и в этом уверенности не было. Ведь никто же не помешал Люку, когда он похищал ее. Так что сомнительно, что кто-либо придет на помощь, если банда явится за ней.
Она оглянулась, проверяя, нет ли преследователей, но вроде бы все было спокойно. Правда, она-то знала, каким обманчивым бывает подобное спокойствие, и поэтому вновь пришпорила коня.
Еще пара миль, и вдруг он возник перед ней, как призрак. Он появился из своего укрытия среди скал и кустарника, и ошеломленная Коди резко натянула поводья, так что конь встал на дыбы. Слезы застилали ей глаза, но она твердой рукой сдержала лошадь, а затем спрыгнула на землю и кинулась ему на шею.
— Крадущийся-в-Ночи! Ты жив! Слава Богу!
Крадущийся-в-Ночи стойко выдержал объятие, но затем твердо отстранил ее. Минуту он с непроницаемым видом изучал ее внешность, затем слегка кивнул, как бы подтверждая, что все в порядке. Лишь после этого он спросил:
— Где Мейджорс?
— Остался в лагере. Я после все тебе расскажу. А как ты? Что случилось? Я так боялась, что ты умер!
— Я в порядке, — ответил он, пресекая лишнюю, по его мнению, болтовню.
— Как же я рада, — от души вырвалось у нее.
— Я тоже. — С его стороны это было, пожалуй, самое бурное выражение чувств за все их знакомство. — Почему ты не взяла Мейджорса с собой?
— Не могла. Их там было слишком много. Я продолжала притворяться сестрой Мэри, сколько могла, а прошлой ночью мне представился шанс убежать, и я им воспользовалась.
— Мы вернемся туда вместе.
— Нет. Не получится. Лагерь слишком хорошо охраняется. У меня другая идея. Где наш фургон?
— Я оставил его в городе.
— Тогда поехали туда. У нас не очень много времени. Они могут отправиться за мной в погоню. Я все объясню тебе по дороге.
Вскоре они добрались до города. Коди незаметно проскользнула в фургон и первым делом снова преобразилась в сестру Мэри. Горожане были изумлены, узнав, что ей удалось сбежать из этой страшной банды.
Коди продолжала играть роль проповедницы, пока они не выехали из города и направились к границе. Только тогда она вновь надела свою собственную одежду. Ей осточертели
Жизнь Джонатана Харриса превратилась в кошмар, с мучительной монотонностью продолжавшийся день за днем. Он ненавидел фальшивую радость окружающих. С утра его навестил врач и сказал, что он прекрасно поправляется. Прекрасно поправляется! Он же никогда больше не сможет ходить! Что в этом прекрасного? Нет уж, пусть этот лекарь убирается к дьяволу. Долгие недели, прошедшие после налета на банк, были для него сущей пыткой, и никакой надежды, что что-то изменится.
Он сидел в ненавистном инвалидном кресле у окна гостиной и смотрел на улицу, ожидая возвращения Элизабет. Она отправилась в магазин за покупками и отсутствовала уже более часа. Ему не нравилось быть одному. Он хотел, чтобы она все время находилась рядом. Она ведь была его женой и, значит, обязана о нем заботиться. Когда она наконец показалась на улице, он уже кипел от злости. Когда она вошла в дом, он поджидал ее у порога.
— Привет, дорогой, — улыбнулась ему Элизабет.
— Где, черт возьми, ты пропадала? — резко обратился он к ней, едва она закрыла за собой дверь.
— Я же тебе говорила. Я была в магазине.
— Почти час? Почему так долго?
— Я поговорила с мистером Уэйменом. Он передал тебе привет и сказал, что надеется, ты поправишься.
— Уж конечно, надеется, — прорычал он и, схватив ее за руку, рванул к себе. — Когда я велю тебе быстрее вернуться, ты должна так и делать!
— Но, Джонатан, я и старалась вернуться быстрее, — возразила она, пытаясь вырвать руку из его цепкой хватки. — Я должна иногда выходить на улицу и видеть других людей. Не могу же я всегда сидеть взаперти!
— А почему бы и нет? Я же отныне обречен всегда быть взаперти!
— Джонатан, ты ведь знаешь, что это не так. Только нынче утром доктор сказал, что ты можешь вернуться к работе.
При этих словах взгляд его стал холодным как лед, и он еще крепче сжал ее руку.
— Ты думаешь, мне хочется возвращаться в банк, чтобы люди приходили и глазели на меня? Выслушивать их сожаления по поводу того, что я теперь полчеловека? Ну уж нет! Я не стану ярмарочным уродцем для их развлечения!
— Джонатан, отпусти меня. Ты делаешь мне больно.
— С этой минуты ты будешь делать то, что я скажу! — произнес он угрожающим тоном. — Если я велю быть дома через десять минут, изволь быть. Поняла?
— Ты не можешь говорить так всерьез. Это безумие! У меня есть своя жизнь!
— Твоя жизнь закончилась в тот день, когда в меня стреляли. А теперь приготовь мне что-нибудь поесть, да побыстрее, черт побери! — яростно закончил он и отпихнул ее от себя, словно прикосновение к ней стало ему отвратительно. Затем он неуклюже развернул инвалидное кресло и снова стал смотреть в окно.