Обманщик
Шрифт:
– Хаймль, чем ты сейчас занят? – хриплым голосом сказал Моррис Калишер. – Я звонил тебе в офис, но никто не ответил. Хаймль, мне надо кое-что с тобой обсудить. Важное дело.
– Какое дело? Я должен срочно лететь в Майами. С Броней худо. Все злые силы ополчились на меня. Я уже совершенно измучен.
– Погоди, не теряй голову! Если ей худо, Всевышний может излечить ее, – сказал Моррис. – Он исцеляет недужных. Кем бы ты ни был, отец твой как-никак пильзенский цадик. Ты принадлежишь к славному роду, и, вероятно, у тебя свои заслуги. «Грешный Израиль –
– Моррис, я попал в ужасное положение. Я в отчаянии. Минна дома?
– Миннеле ушла в типографию. Гранки готовы. Хаймль, мы оба решили, что ты должен написать предисловие к ее книге. Ты уже богатый человек, что верно, то верно, но мы тебе заплатим. Написать надо страниц пять-шесть, не больше, и я выдам тебе чек на тысячу долларов. Раз ты богат, ты наверняка любишь деньги, как все богачи.
– Мойшеле, мне сейчас совершенно не до писаний. Рассудок истерзан!
– Хаймль, Миннеле будет очень разочарована. Когда я предложил ей, чтобы предисловие написал ты, она пришла в восторг. Кто лучше тебя знает Миннеле и ее творчество? В книге оставлено шесть пустых страниц, и твое предисловие добавит ей солидности. Мы рассчитываем на тебя. Ты человек уважаемый. Даже твои враги признают, что ты фигура незаурядная. Критики, ты уж извини, полные идиоты. Попробуй выясни у них, что такое настоящая поэзия. Если ты скажешь, что книга хорошая, они все станут превозносить ее до небес. Но если нет…
– Мойшеле, Броня смертельно больна.
– Как такое возможно? Она же беременна.
– Ты об этом знаешь? Все знали, кроме меня.
– Откуда тебе знать, если ты уходишь с другой? Можешь не сомневаться, отец ребенка ты.
– Лучше бы отцом был не я. Я не хочу детей, не хочу, чтобы Гитлеру было на кого цеплять желтые звезды.
– Мы, евреи, переживем не одного Гитлера, но всех Гитлеров. Мы пережили Навуходоносора, Амана, Хмельницкого и, с Божией помощью, похороним и Гитлера.
– Пока что он хоронит нас.
– Никто нас не хоронит, Хаймль. Душа продолжает жить. Не мне говорить это тебе. Тело всего лишь оболочка. Сбрасываешь старую и надеваешь новую. Все наши души стояли на горе Синай. И мы будем здесь, когда придет Мессия, и построим Храм. Хаймль, я тебя не отпущу. Обещай мне, что напишешь предисловие.
– Я еду в Майами. Кроме того, у меня нет рукописи.
– Я привезу гранки. Типография сделала два оттиска. Мы тебе этого никогда не забудем.
– Самолет вылетает в семь.
– Я возьму такси и приеду прямо сейчас. Через десять минут буду у тебя. Долго ли тебе написать парочку страниц? Процитируй кой-какие из лучших стихов, и все мигом будет готово, оглянуться не успеешь. Я заранее выпишу тебе чек на тысячу долларов. Пришлю авиапочтой. И Броня твоя с Божией помощью поправится. Женщина она молодая и, поскольку собирается стать матерью, просто обязана остаться в этом мире. Хаймль, не хочу давать тебе советов, но, раз она собирается стать матерью твоего ребенка,
– Мойшеле, у нее лейкемия.
– Что? Так вдруг? Я буду молиться за нее, и ты тоже молись. Бог слышит молитвы. В Нью-Йорке есть превосходные врачи. Привези ее сюда. Я знаю врача, который творит чудеса. Поговорим об этом при личной встрече. Я буду через десять минут. Не уходи.
И Моррис Калишер положил трубку.
«Все идет прахом», – сказал себе Герц. Некоторое время он стоял возле телефона с ощущением, что тот опять зазвонит, но аппарат молчал.
Герц вернулся к сборам.
«Что я забыл положить? Наверняка ведь что-то забыл. Совершенно не понимаю, где я на этом свете».
4
Моррис Калишер курил сигару, а Герц Минскер просматривал гранки стихов Минны. Читал, напевая что-то вроде мелодии. «Банальные, пустые фразы, – думал он. – Как получается, что из-под ее пера не выходит ни единого оригинального или искреннего слова? И как Моррис может восхищаться такой глупой чепухой?»
Большие черные глаза Морриса то и дело бросали на Герца вопросительные, полуиспуганные взгляды. Он напоминал Герцу пациента, ожидающего, когда врач скажет, здоров он или смертельно болен.
«Ладно, так или иначе придется хвалить, – сказал себе Герц. – Раз уж я и без того лгун, от лишней лжи, поди, вреда не будет».
Он положил гранки и сказал:
– Примечательно.
– Тебе нравится?
– В большинстве они мне знакомы.
– Напиши теплое предисловие. Не скупись, – не то приказал, не то попросил Моррис.
Герца так и подмывало спросить: «Допустим, я их похвалю. Тебе-то что от этого, дурень? И как ты позволил этой женщине запудрить тебе мозги при всех доказательствах измены? Да, велика сила человеческого безумия».
– Хорошо, напишу, – сказал он.
– Напиши прямо сейчас. В типографии ждут. Ты же умеешь, в конце-то концов. Я видел, как ты за полчаса исписал целую кипу бумаги.
– Я могу за полчаса исписать кипу бумаги, но я три десятка лет бьюсь над одной работой и по сей день дописать не могу.
– Допишешь. У Вейскатца связи на самом верху.
Герц хотел ответить, но именно тут в дверь постучали. Он пошел открыть и, к своему удивлению, увидел Минну. Предостеречь ее не было времени – Моррис уже заметил жену.
Он встал, глядя на нее во все глаза:
– Ты же собиралась в типографию.
На Минне было новое норковое манто, которое Моррис только что ей купил, и шляпка, отделанная тем же мехом.
Секунду-другую она помедлила, потом сказала:
– Я решила навестить нашего друга.
– А мы как раз читаем твои стихи. Герц совершенно очарован, – сказал Моррис. – Он напишет предисловие.
– Если я хочу, чтобы Герц написал предисловие, то в твоем посредничестве не нуждаюсь! – нагло воскликнула Минна, прекрасно понимая, что нападение – лучшая защита. – Я хорошо знаю Герца, а он знает мои стихи.