Обнимай и властвуй
Шрифт:
— Если это тебе действительно интересно, ты сейчас все узнаешь, — ответила Фелиситэ и, раздраженная его насмешливым тоном, коротко поведала о том, как Валькур обещал взять ее с собой во Францию, как они выбрались из города, для чего ей пришлось переодеться юношей, об их беспокойном путешествии и наконец о том, как их судно прибыло на остров Большой Кайман.
— Значит, ты хотела попасть во Францию, а вместо этого оказалась в Карибском море. Ты, наверное, здорово удивилась.
— Да, не меньше, чем когда узнала, что ты избрал тот же путь. Как получилось, что ты сразу отправился вслед за нами?
— Почему ты вдруг так решила?
— Я ничего
— Да, так оно и есть. Ладно, сдаюсь, я на самом деле отправился за вами следом. Мы получили сведения насчет занятий Валькура, узнали о его делах с пиратами, нам стало известно название судна, имя его капитана, порт, куда оно чаще всего заходит.
— Но, по-моему, немного странно даже для испанцев посылать корабль под пиратским флагом со специально набранным экипажем и под командованием одного из старших офицеров лишь для того, чтобы захватить дочь изменника и его приемного сына…
Морган сделал несколько шагов и приблизился к девушке.
— Ты упустила главное, милая Фелиситэ. Я больше не испанский офицер — ни старший, ни какой-нибудь еще.
— Что ты говоришь? — Она смотрела на него во все глаза, не в силах поверить, что не ослышалась.
— Правду.
— Но почему?
— По разным причинам. Начнем с того, что мне не понравилось решение О'Райли расстрелять твоих земляков. Несмотря на то, что его поступок можно оправдать, у него имелось достаточно оснований для их помилования. Кроме того, мы с ним поспорили насчет раздачи земель, которую он обещал. Он заявил, что ее получит только тот, кто прослужил в колонии не менее года, в то время как я утверждал и продолжаю утверждать сейчас, что землю следует выделять после того, как жители Луизианы приняли испанское подданство. В конце разговора генерал-губернатор дал понять, что я вообще не получу никакой земли, если не изменю своей точки зрения. В довершение всего, когда я попросил разрешение покинуть Новый Орлеан, взять корабль и отправиться на твои поиски, он ответил мне отказом. По словам О'Райли, мой долг связан с армией и короной, а не с какой-то сбежавшей от меня французской девчонкой, как бы красива она ни была.
— Значит, ты одним махом перечеркнул все, чего так старательно добивался: положения, гарантированного офицерским званием, надежду на продвижение по службе, планы на будущее?
— Точно. Мы с Бастом и остальными единомышленниками, которых нам удалось найти, угнали бригантину, и я решил вернуться к старым привычкам.
— Ты сделал неплохой выбор. «Черный жеребец» красивый корабль, — проговорила Фелиситэ, опустив ресницы. — Жаль только, что ты потерял его из-за меня.
— Наверное, ты помогала брату не по своей воле. Впрочем, у него весьма странные представления о том, как следует обращаться с сообщниками.
— У меня не было выбора, — ответила она резко. — Но я вовсе не желала ему помогать.
В зеленых глазах Моргана появился огонек любопытства, когда он окинул Фелиситэ пристальным взглядом.
— А почему бы и нет, если ты знала, что я командую судном, особенно после того, как я однажды уже обвинил тебя в чем-то подобном?
— Я предпочитаю мстить открыто, не прибегая к обману. — Фелиситэ не могла объяснить свой поступок подругому, поскольку сама не понимала, что заставляло ее столь упорно отказываться сыграть роль, уготованную для нее Валькуром.
— Я постараюсь запомнить твои слова, — тихо проговорил Морган. — Это не составит труда, особенно если вспомнить, как ты остановила
— Да, — грустно сказала Фелиситэ, — хотя дело не только в этом. — Она рассказала, как Валькур набросился на нее на борту «Ворона» и как ей удалось избежать нового насилия благодаря Ашанти, поведала о гибели служанки и о том, как брат взял на себя вину за ее смерть. Голос ее сделался напряженным, когда она сообщила Моргану о том, как Валькур пытался ее запугать, как поделился с ней гнусными мечтами и воспоминаниями перед тем, как наброситься на нее в последний раз. При этом Фелиситэ казалось, что ей вскрыли старую запущенную рану, выпустив оттуда гной, копившийся в течение нескольких лет, вместе с которым она отчасти освободилась от ощущения горечи и тоски.
Когда она закончила рассказ, лицо Моргана залила краска гнева, его голос вдруг сделался жестким и хриплым.
— Жаль, что я не знал об этом раньше, — проговорил он. — Я бы проткнул его насквозь, как вертелом — свинью.
— Это сделала я, — ответила Фелиситэ с неожиданной улыбкой.
Карие глаза девушки встретились с изумрудным взглядом ирландца, и ей на мгновение показалось, что боль уже не сжимает сердце так сильно. Протянув руку, Морган осторожно прикоснулся пальцами к багровому пятну на ее скуле.
— Уже поздно, — сказал он, — и я ручаюсь, что это не единственный синяк, который достался тебе сегодня. Впрочем, признаться, я и сам чувствую себя не совсем в форме. Так что нам лучше лечь спать.
Фелиситэ отшатнулась.
— Нам? Я уже сказала, какими теперь станут наши отношения, и этот разговор вовсе не заставил меня изменить решение!
— Я оговорился. — Морган чуть заметно пожал плечами и опустил руку. — Не расстраивайся. Я отправился за тобой, чтобы успокоить совесть, а также из чувства сострадания, и предложил тебе остаться в моей каюте по тем же самым причинам. Но если ты помнишь, я не просил тебя передумать. Так же как и не предлагал разделить со мной постель, Фелиситэ…
Глава 15
Слова Моргана успокоили ее, по крайней мере она утешала себя этим, устраиваясь на ночь. Взяв с рундука грубое покрывало, Фелиситэ с сосредоточенным видом застелила им набитый соломой матрас, лежавший на койке. Она не любила, когда к ней относились с сожалением; и вообще, к чему жаловаться на судьбу, если ее оставили в покое? Впервые за несколько месяцев она наконец сумеет как следует выспаться. Оказавшись в этом тесном закутке вместе с Морганом, она не будет чувствовать себя неловко; им много раз приходилось видеть друг друга обнаженными, так что времена излишней скромности уже давно прошли. Поэтому сегодня ей не стоит слишком переживать из-за того, что узелок с вещами остался в каюте капитана.
Пока Морган снимал сапоги, сидя на койке, Фелиситэ вытащила из бриджей подол рубашки и, скрестив руки, стянула ее через голову. Раздевшись до пояса, с распущенными золотистыми волосами, то скрывавшими, то обнажавшими упругую грудь, она сбросила башмаки и принялась расстегивать бриджи. Заметив, что Морган затих, она посмотрела вверх. Он тут же бросил сапог, который держал в руке, и наклонился, чтобы стащить другой.
Хмурое лицо Фелиситэ неожиданно сделалось задумчивым. Что, если Морган не столь равнодушен к ней, как старается показать? Возможно, мужская гордость или стремление загладить прошлые грехи заставили его скрывать свой интерес. Она сумеет это проверить.