Обо всем на свете
Шрифт:
– Мисс Хаук, - какой-то голос дает мне возможность вынырнуть из очередного кошмара.
Я открываю глаза, но тут же закрываю их. Мне слепит яркий свет ламп в больничной палате. Я уж надеялась, что уже умерла.
– Как вы чувствуете себя?
– Уставшей, - мой голос похож на хрип.
– На ваше восстановление понадобится много времени, - говорят мне.
Хочу ли я восстанавливаться, отнюдь.
– Почему вы пытались покончить с собой?
Какой глупый вопрос.
– Когда человек не хочет жить, по-моему, это очевидно, что выход один.
– Да, но вы могли обратиться за эвтаназией.
Я фыркаю.
–
Доктор кивает мне.
– Да, вы правы. Тем более что с вашей беременностью, вам бы не дали согласия.
Я распахиваю глаза и наконец смотрю на свою собеседницу.
– Беременность?
– А вы не знали? – мы обе смотрим друг на друга с удивлением.
Я сглатываю комок и задаю вопрос снова.
– Я жду ребенка?
Лица женщины мрачнеет. Нет, пожалуйста.
– Ваш организм был сильно истощен, когда вас привезли к нам, - видно, как ей тяжело говорить, - и потеря крови положительно не сказалась. Вам еще повезло, что вас вовремя доставили…
Я не хочу все это слушать. Разве я заслуживаю эту жизнь, когда сознательно пыталась убить сразу двоих, и у меня это практически получилось.
– Я хочу подать документы на эвтаназию, - перебиваю я доктора.
Она смотрит на меня, как чокнутую. Видимо так и есть.
– Вам не дадут разрешение, пока вы не пройдете проверку на вменяемость.
Глава 4
День девяносто седьмой
Пришлось пройти принудительное лечение. Не скажу, что готова начать жизнь заново. Поэтому пока все стоит на Паузе. Я перестала стесняться курить при знакомых. Мне плевать, на все плевать. Меня мучают кошмары, где мой не родившийся ребенок осуждает меня, молча. Это единственное, что мучает меня и коробит. Я не думаю о Дарио, стараюсь всеми силами, и вроде бы у меня даже получается это. Я глушу воспоминания, пытаюсь убедить себя, что произошедшее не настолько существенно, чтобы так влиять на меня. Этому меня учили в психушке. Мне внушали, что от людей, которые плохо влияют на нас, надо избавляться. Но от мыслей об этих людях избавиться тяжело.
Поэтому «Здравствуй, выпивка!» Я прихожу в этот бар уже недели две, а может и три. Не хочу думать о времени. Я прожигаю его. Мыслей о суициде все меньше, тяжело было видеть лица родителей, после того, как они пришли в больницу меня навестить. Туда пришла и Белла. Она дала мне пощечину и сказала, что я не имела никакого права оставлять свою семью вот так. Затем обняла меня и расплакалась. Спрашивала, как такое могло случиться. Я и сама не знаю, но и рассказывать я была не готова. Да и сейчас не готова.
И вот я сижу в баре, напиваюсь. Зачем он появился именно сейчас? Когда я, как мне казалось, уже начала отходить. И даже делала какие-то шаги по восстановлению в этой жизни. Даже сделала уборку пару дней назад в своей квартирке. И вот «Получите!» Новогодний подарок прибыл.
Я смотрю на Дарио с укором.
– Что тебе нужно?
Он растерян, похоже, сам не понимает, что он здесь делает.
– Не мог больше выносить твоего отсутствия, - наконец ответил он.
Я собираюсь покинуть бар, мне не за чем выслушивать его речи, но неловкое движение опьяневшего мозга ломает мою координацию, и я почти падаю. Меня вовремя ловят сильные руки. Даже в нетрезвом
– Не трогай меня!
День девяносто восьмой
Кажется, в этот момент я отключаюсь. Не помню, как оказалась в постели. Учитывая, что она не моя. Я в гостиничном номере, и меня снова уносит в воспоминания о стране Пустынь. Так, стоп! Я не должна об этом думать. Хотя бы не сейчас.
– Ты проснулась, - Дарио заходит в спальню, в руках у него поднос с едой. И во мне просыпается аппетит. Он видит с какой жадностью я уставилась на свежий хлеб, запах которого в миг разносится по комнате.
Он улыбается и ставит поднос передо мной. Присаживается рядом, а я хватаюсь за варенье и размазываю его по тосту. Дарио протягивает руку и касается моих волос, я вздрагиваю. Не уверена, что хочу его прикосновений.
Мы сидим в тишине, я поглощаю завтрак, а он не спешит затевать разговор, и я благодарна ему за это. Хотя в какой-то момент я не выдерживаю. Ставлю поднос на прикроватный столик, но посмотреть ему в глаза не решаюсь. Я знаю, каким эффектом они обладают.
– Зачем ты приехал? – я вожу пальцами по покрывалу.
– За тобой, - я слышу улыбку в его голосе.
И вот я уже смотрю на него. Его волосы отрасли еще больше, появилась легкая щетина. Но глаза по-прежнему горят, они глубоки, хотя в них и плескается тоска. На нем обычная одежда – джинсы и футболка, он выглядит, как совершенно обычный парень. Но мы оба знаем, что обычный парень не разрушил бы мою жизнь буквально до основания.
– То есть ты вот так взял, - мои руки изображают какой-то непонятный жест, - и решил все за меня?
Взгляд Дарио задерживается на чем-то, он резко хватает меня за руку.
– Что это еще такое? – я замечаю шрамы на запястьях. – Как ты могла, Фрида?
Он злится, а у меня на глаза наворачиваются слезы. Его настроение меняется, и он прижимает меня к себе.
– Я потеряла ребенка, - шепчу я сквозь слезы.
Дарио замирает на мгновение, но после этого сжимает меня в объятиях сильнее.
– Все будет хорошо. Теперь я рядом.
День сто девятый
Мы встретили Новый год вместе. Первый поцелуй, спустя месяцы, вышел каким-то осторожным. Дарио боялся меня оттолкнуть, а я боялась окончательно сойти с ума от внезапно нахлынувших чувств. В этот раз не было никакого давления, все шло своим чередом и казалось каким-то правильным. Мы выглядели обычной влюбленной парочкой, которая целуется под бой курантов, или ходит вместе по продуктовому магазину и выбирает продукты для ужина.
В это утро мы решили не заморачиваться с завтраком, учитывая, что последние яйца разбились, когда Дарио усаживал меня на стол, накрывая своим телом. С каждой секундой мои чувства усиливались, я понимала, что в этот раз я не переживу разрыва. Но я гоню от себя эти мысли, и стараюсь думать о хорошем.
В дверь моей квартирки звонят.
– Это, наверное, еда, - улыбаюсь я Дарио, завязывая халат.
Он целует меня в лоб и идет открывать. А я счастливая ставлю чайник на плиту. Впервые за месяцы я могу спокойно улыбнуться, не почувствовав при этом боли.