Обольщение красотой
Шрифт:
Швейцар помог ей выбраться из машины, носильщик подхватил багаж. Отклонив предложение Барнса заказать ей комнату, Венеция расплатилась с ним и вошла внутрь.
Она уже пересекла мраморный холл отеля, когда сообразила, что ее лицо все еще скрыто под вуалью. Несмотря на приглушенное освещение, она была далека от слепоты и добралась до стойки без происшествий.
Портье моргнул, озадаченный ее внешним видом.
— Доброе утро, мэм. Чем могу быть полезен?
Прежде чем она успела ответить, второй клерк, стоявший у
— Добрый день, ваша светлость.
Венеция замерла.
— Вы заказали мне билет? — раздался прохладный голос Лексингтона.
— Конечно, сэр. Мы забронировали для вас каюту класса люкс на «Родезии». Там только две такие каюты, и можете быть уверены, что вы будете обеспечены максимальным комфортом, уединением и роскошью во время плавания.
— Когда отплытие?
— Завтра утром в десять, сэр.
— Отлично, — сказал Лексингтон.
— Чем могу быть полезен, мэм? — снова спросил портье.
Если она не собирается развернуться и уйти, ей придется что-нибудь сказать и назвать свое имя. Венеция откашлялась… и заговорила по-немецки.
— Ich h"atte gerne Ihre besten Zimmer.
Похоже, она все-таки спасается бегством. Венеция сжала кулаки, подавив вспышку гнева.
— Прошу прощения, мэм?
Она стиснула зубы и повторила.
Портье явно растерялся. Лексингтон пришел ему на помощь.
— Леди хотела бы снять лучшие комнаты, — сказал он, даже не повернув головы в их сторону.
— Ах да, конечно. Ваше имя, мэм?
Венеция судорожно сглотнула и ответила наугад.
— Баронесса Шедлиц-Гарденберг.
— На какой срок вы хотели бы задержаться у нас, мэм?
Венеция показала два пальца. Портье сделал отметку в своем журнале и дал ей расписаться. Ей пришлось воспользоваться своим новым именем.
— Ваш ключ, баронесса. И прогулочная карта Центрального парка, который находится сразу же за порогом. Мы надеемся, что вы получите удовольствие от пребывания в нашем отеле.
Служащий отеля проводил ее к лифту, который тут же прибыл. Металлическая кабина с мелодичным звоном скользнула на место, и дверь открылась.
— Добрый день, мэм, — приветствовал ее очередной служащий. — Добрый день, ваша светлость.
Опять он. Венеция осторожно повернула голову. Лексингтон стоял сбоку от нее и чуть позади, ожидая, пока она войдет в лифт. «Двигайся, — приказала она себе. — Двигайся».
Каким-то образом ноги внесли ее в лифт. Лексингтон шагнул следом. Он бросил взгляд в ее сторону, но не поздоровался, переключив внимание на полированные панели, украшавшие кабину изнутри.
— Какой этаж, мэм? — спросил служащий.
— F"unfzehnter Stock, — отозвалась Венеция.
— Прошу прощения, мэм?
— Леди желает подняться на пятнадцатый этаж, — сказал герцог.
— О, спасибо, сэр.
Лифт двигался медленно, почти лениво. Закутанная в вуаль Венеция начала
В отличие от нее, герцог держался непринужденно. Его губы не были сжаты, поза, хоть и прямая, не казалась напряженной, руки спокойно лежали на набалдашнике трости.
Гнев Венеции вспыхнул с новой силой. У нее шумело в ушах, кончики пальцев зудели, взывая к насилию.
Как он посмел? Как он посмел воспользоваться ею, чтобы проиллюстрировать свою нелепую женоненавистническую теорию? Как он посмел нарушить ее душевный покой, обретенный с таким трудом? И как он смеет буквально сочиться таким невозмутимым самодовольством и таким невыносимым удовлетворением собственной жизнью?
Когда лифт остановился на пятнадцатом этаже, она выскочила наружу.
— Gn"adige Frau. [5]
5
Сударыня.
Ей понадобилась секунда, чтобы узнать его голос, говоривший по-немецки.
Венеция ускорила шаг. Она не хотела слышать его голос. Она не хотела терпеть его присутствие и дальше. Она хотела только одного: чтобы в своей следующей экспедиции он свалился в яму с гадюками и до конца своей жизни страдал от мучительных последствий их злобы.
— Ваша карта, мадам, — сказал он по-прежнему по-немецки. — Вы оставили ее в лифте.
— Она мне больше не нужна, — не оборачиваясь, бросила она на том же языке. — Оставьте ее себе.
Войдя в свой номер, Кристиан бросил карту баронессы на консольный столик у двери и проследовал дальше в свои роскошные апартаменты. Стянув на ходу пальто, он уронил его на спинку кресла и уселся в кресло напротив.
Спустя десять дней после той памятной лекции он все еще пребывал в изумлении от собственного поведения. Что за дьявол в него вселился? Как человек, страдающий хроническим заболеванием, он научился с ним жить. Общался с людьми, занимался делами. И никогда не говорил о своем недуге.
Пока не разразился длинной речью в аудитории, полной незнакомцев.
Кристиан предпочел бы не вспоминать о своей чудовищной ошибке, но продолжал возвращаться к ней в мыслях, испытывая извращенное удовольствие от сознания, что наконец-то признал свою одержимость миссис Истербрук, пусть даже таким странным способом, и сгорая от стыда за свою несдержанность.
Пожалуй, он совершил стратегическую ошибку, избегая лондонских сезонов из-за опасения столкнуться с предметом своей страсти. Держась в стороне от светской жизни, он лишил себя общества молодых леди. Кто знает? Возможно, он нашел бы среди них кого-нибудь, кто занял бы его мысли, вытеснив оттуда миссис Истербрук.