Обольщение по-королевски
Шрифт:
Мужчины за столом разразились громом аплодисментов и подбадривающими возгласами. Безрассудный Освальд с беспечной улыбкой на устах вскочил на ноги.
Схватив яблоко, он запустил его вверх. Оно не задело люстру, а упало прямо на блюдо, рассыпав остальные плоды по всему столу. Сразу же в воздухе замелькали десятки яблок, брошенных и пойманных с великолепной отточенной реакцией. Металлическая люстра неуклюже закачалась из стороны в сторону от града ударов, нацеленных на нее. Еще одна свеча, качнувшись, устремилась вниз. А за ней третья, и свечи шипя и оставляя за собой дымный след, начали сыпаться сверху на развлекающихся мужчин. Их подхватывали на лету, и вот уже в воздухе мельтешил нестройный хоровод яблок
Это была своеобразная игра с огнем, сопровождавшаяся грубым смехом и не всегда пристойными шуточками, отпускаемыми в адрес античных богов и богинь, изображенных на закопченном сводчатом потолке. Один Рольф праздно сидел, уставившись в огонь очага. А Оскар, вяло огрызнувшись, когда в него попало яблоко, казалось, не замечал царящей вокруг него яростной свистопляски, тихо наигрывая что-то на струнах своей гитары, которую он держал на коленях. Анджелина молча наблюдала за всей этой дикрй сценой с затаенной в глубине глаз улыбкой. Тем не менее она удивленно спрашивала себя, как долго еще продлится эта странная забава взрослых мужчин.
Люстра продолжала бешено раскачиваться, и тут Леопольд точным попаданием чуть не перевернул ее. Горящие свечи, кувыркаясь в воздухе, полетели вниз огненным дождем. С полдюжины их упало на салфетки, опрокидывая полупустые бокалы с бренди. В воздухе разлился запах крепкого алкоголя; напитанная горючей жидкостью салфетка вспыхнула голубыми прыгающими и извивающимися огненными змейками. Облачко зловонного дыма поднималось над столом. Почувствовав смрад, Оскар чертыхнувшись встал и, ударив раздраженно по струнам, издал последний нестройный аккорд, злясь на то, что его вывели из отрешенного состояния.
Зато Леопольд смеялся вовсю, сначала это был тихий смех, а затем он набрал силу и превратился в самодовольный хохот, полный удовлетворения от содеянного; его смех был полностью лишен добродушия и звучал неестественно, натянуто. Освальд, разъярившись, начал швырять яблоки и огарки в темноволосого кузена принца. Задорное выражение исчезло из глаз Леопольда, и он, зло прищурившись, принялся перебрасывать перехваченные им на лету предметы Густаву, тот моментально переправлял их Мейеру. Защищаясь от града летящих в него свечек и яблок, высокий Мейер отбрасывал их горстями в сторону близнецов, в его серых глазах застыло выражение злой расчетливости.
Игра все больше принимала опасный нешуточный характер. Теперь уже, войдя в раж, мужчины бросали предметы со всей своей недюжинной силой, целясь друг в друга и стремясь ударить побольнее. В комнате от гари и дыма трудно было дышать. Анджелина прижалась к спинке стула и напряженно следила за жутким мастерством, с которым люди принца играли в свою безумную игру, хотя от ужаса у нее по спине забегали мурашки.
Она уловила легкое дуновение воздуха слева — и увидела, что Рольф легко вскочил на ноги. Он проскользнул за ее стулом, направившись к очагу. Уголком глаза она видела, как он присел на корточки у огня и вынул из него несколько обуглившихся горящих поленьев, взяв их в охапку голыми руками. И внезапно пространство над столом наполнилось дымными, рассыпающими вокруг себя искры, факелами. Они летели прямо в лица мужчин, посланные крепкой твердой рукой. Азартные игроки инстинктивно начали ловить раскаленные головешки и, обжигаясь, отшвыривать их с криками и бранью дальше по кругу. Свечи и яблоки были забыты, как ненужные детские игрушки, и попадали на пол. А головешки тем временем, переходя из рук в руки, одна за другой возвращались к Рольфу. Он отправлял их точным броском назад в полыхающий красными языками очаг. И вот, наконец, туда была брошена последняя головешка, которая рассыпалась от удара на множество раскаленных
Рольф положил руки на спинку ее стула.
— Вечер окончен, дети мои, — произнес он. — Завтра нас ждет долгая и трудная дорога, поэтому вам пора на покой. Можете взять каждый по свечке, чтобы осветить свой одинокий путь в спальню.
Они застыли на месте, окаменев, превратившись в безмолвные статуи и лишь бросая разъяренные взгляды друг на друга и на своего предводителя. В воцарившейся зловещей тишине был ясно слышен тихий звук капающего на пол воска со свечи, лежащей на краю стола. Да в очаге громко потрескивал огонь. Наконец, кто-то один несмело улыбнулся, за ним усмехнулся другой, хохотнул Густав, и все телохранители, качая головами, похлопывая друг друга по спине и дуя на обожженные ладони, принялись поднимать опрокинутые бокалы, надеясь отыскать в них хоть несколько капель бренди, а затем они, подчиняясь приказу принца, разошлись по своим комнатам. Их беспрекословное повиновение показалось Анджелине наиболее поразительным из всего, что она видела и слышала за ужином.
Все это безумие так быстро началось и так внезапно кончилось, что последний синий огонек горящей на столе лужицы бренди угас, исчерпав себя, в ту минуту, когда шаги телохранителей затихли наверху. Глядя на страшный беспорядок на столе, Анджелина невольно почувствовала благодарность к человеку, положившему конец этому безобразию — и тут же быстро подавила в себе доброе чувство к принцу.
— Ну и бардак! — только и сказала она.
— Сейрус приберет. Думаю, мы предоставим ему самому управиться со всем этим.
Он двинулся на свое место, взял бокал и тяжелую огромную бутылку бренди, стоящую рядом. Рольф и глазом не моргнул, когда острый край разбитого бокала впился в его обожженные пальцы. Он только замер, на секунду задержав дыхание.
— Вы поранились, и в этом нет ничего удивительного, — произнесла Анджелина резким тоном, нервы ее все еще были натянуты, как струна, и напряжение только начало отпускать ее. — Что заставило вас так варварски поступить с вашими людьми?
— Чтобы расцепить грызущихся псов, надо окатить их водой. Больше ничего не поможет.
Золотистые ресницы Рольфа скрыли от Анджелины выражение его глаз, а по ровному тону голоса принца нельзя было догадаться, что творится у него на душе.
— Но это же не псы, а люди — произнесла она.
— Как вам будет угодно. Пусть так. Но это — дерущиеся люди, тренированные и подготовленные к сражениям и поединкам, причем к поединкам с воздухом, с химерой, с ничем, лишь бы поиграть мускулами и показать свое мастерство. Это люди действия, вынужденные проводить время в бездействии. Люди, изнуренные неделями бесконечной дороги, вымотанные вконец, идущие по следу за целью, лично им совершенно ненужной. Поэтому они сами создают себе отдушины, выход накопившейся энергии. Она никогда никому не разрешат остановить себя, остановиться они могут только сами.
— Значит, существует хоть что-то, чего вы не можете им запретить.
— Я не хочу запрещать. У меня нет времени на обиды.
— Но почему вы просто не приказали им остановиться, когда их забава зашла слишком далеко? — спросила она, уверенная в полной разумности и обоснованности такого вопроса.
— И каков был бы результат? — принц нетерпеливо пожал плечами. — Я уже объяснил вам. Внешнее повиновение и затаенная в душе обида — не слишком ли большая цена? А затем открытый гнев и подозрение в том, что у меня есть любимчики — потому что я не прекращал весь этот балаган до тех пор, пока в него не втянули Оскара. Вы, Анджелина, должны прежде хорошо поразмыслить, а потом уже осмеливаться учить меня, как мне поступать с моими людьми.