Обольщение под звездами
Шрифт:
Раздраженный жест Слоуна подействовал – Ньюкомб отстал и присоединился к толпе. Если Тодду хочется верить, что этот шарлатан опасен, пусть верит. Слоун не жаловал ни паникеров вроде Ньюкомба, ни мошенников вроде доктора Меркурио. За десять лет работы в этом канзасском городишке он достаточно навидался. Все эти «Меркурио» не развлекали, а огорчали его. Пусть бы старик показал свои фокусы, продал бутылки с разбавленным виски, к которому подмешана настойка неизвестной травы, и уехал подобру-поздорову. Если горожанам хочется быть обманутыми, кто такой Слоун Макдонох,
Мальчик выглядел лет на тринадцать-четырнадцать, и каши он ел маловато. Слоун следил за тем, как он, прошмыгнув между пузатым старым Хэлом Уинвудом и вдовой Андерсон, пробрался ближе ж подмосткам. Был ли он помощником Меркурио, внедренным в толпу, или в Кокерс-Гроуве действительно появился новичок? Слоун не помнил всех местных школьников и обращал на них внимание лишь по мере необходимости.
Надо признаться, этот Меркурио был мастак, даром что его зелье никуда не годилось! Бросив в фаянсовый кувшин пригоршню гальки, он вынул оттуда живого голубя, а затем на глазах у всех разрезал пополам веревку и вновь сделал ее целой. Даже самые искушенные жители Кокерс-Гроува, не исключая и Слоуна, были захвачены искусством этого седовласого старика.
Захвачены, но не все. Макдонох на мгновение потерял из виду мальчишку в рваных штанах и грязной кепке и принялся разыскивать его взглядом. Слоун снова выругался, на этот раз громче. Мальчик стоял рядом с Бенуа Харгроувом. Совсем рядом.
Нерида боялась. Ей не нравился этот человек. Черты его не были ни уродливыми, ни зловещими. Наоборот, в них не было ничего примечательного, за исключением роскошных черных усов. Он был единственным, кого не заворожили трюки деда. И единственный, к кому стоило залезть в карман.
В животе снова забурчало. Когда она ела в последний раз? Два дня назад. А потом у нее во рту не было ничего, кроме дрянного кофе.
Раздался очередной взрыв смеха, и девушка, затаив дыхание, протянула тонкие пальцы… Пусть завтра утром ее повесят, но повесят с полным желудком!
Сунув добычу в карман, она ждала окончания представления, чтобы выбраться из толпы. Нерида с громадным облегчением убедилась, что джентльмен не удостоил ее взглядом, и принялась намечать маршрут, который позволил бы ей очутиться с другой стороны фургона. Там можно будет вынуть деньги и избавиться от злополучного бумажника.
Дедушка начал торговать своим снадобьем, и толпа слегка поредела. Нериде хотелось броситься к повозке и рассмотреть свой трофей, но она терпеливо ждала. Никто не должен был догадаться, что кража – ее рук дело.
Она не смотрела на деда. Никогда, что бы ни случилось, нельзя было показать, что они знакомы. Дедушка приковывает к себе всеобщее внимание, а внучка в это время получает свободу действий…
Когда Нерида наконец выбралась из сутолоки, солнце уже садилось. Запах тел перестал заглушать аромат еды. Неожиданно из глаз брызнули слезы. Она вытерла их кулаком.
Внезапно чья-то рука ухватила ее за запястье. Спокойный голос спросил:
– И что дальше?
Нерида резко обернулась.
Звезда, горевшая на груди мужчины, говорила сама за себя.
– Пошли, – так же тихо и
До участка путь был неблизкий. Когда они вошли внутрь, солнце достигло горизонта. Последние лучи осветили просторную комнату, в которой не было ничего, кроме двух столов и нескольких стульев. Единственным украшением ее был висевший на стене портрет президента Хейса.
Задняя дверь была открыта. В проеме виднелись железные прутья. Камеры пустовали, но стоило Нериде бросить на них взгляд, как ее затрясло. Будущее сомнений не вызывало.
По дороге не было ни борьбы, ни разговоров. На ресницах висели слезы, но Нерида не пыталась вырываться или доказывать свою невиновность. Полицейский крепко держал ее за руку и шагал так широко, что девушке приходилось почти бежать. Надежд на спасение не было.
Закрыв дверь, он придвинул к столу деревянный стул с прямой спинкой, знаком велел Нериде сесть и скрестил руки на груди, демонстрируя неумолимость закона. Однако, как ни странно, слова его суровыми не были.
– И как же тебя зовут, сынок?
– Нед, – по привычке ответила она, хотя открыть правду было намного выгоднее. – Нед Ван Скай.
– Значит, ты не из Кокерс-Гроува. Здесь таких нет.
Нерида покачала головой. Почему ее еще не бросили за решетку и не оставили одну? Перед ней стоял ангел мщения – высокий, широкоплечий. Одно неверное движение, и… Но в его низком голосе по-прежнему не было и следа гнева.
– Ты приехал с доктором Меркурио?
Лежавший в кармане краденый бумажник налился свинцовой тяжестью. Девушке хотелось упасть на колени, попросить доброго полицейского забрать эту проклятую штуку и дать ей уйти. Она больше не могла лгать, но наука деда была сильна.
– Не-а. Никогда его не видал, – заверила она, глядя начальнику в глаза, хотя внутри все дрожало от ужаса.
Этот дерзкий взгляд заставил Слоуна нахмуриться. Пока он придвигал керосиновую лампу и лазил в карман за спичками, Нерида опустила веки и попыталась собраться с мыслями. Но полицейский немедля спросил:
– Зачем ты залез в карман к Бенуа Харгроуву?
Слоун не смотрел на девушку, но в его голосе звучало безоговорочное осуждение.
– Потому что он ротозей! – выпалила Нерида и вынула бумажник. Она решила сознаться во всем, кроме главного. – Смотрите, вот он! Я не взял отсюда ни цента. Верните его хозяину – мол, нашли на улице, или еще что-нибудь. Я хотел взять отсюда ровно столько, чтобы нам с дедушкой хватило на ужин и на припасы до Уичито…
Тут Нерида сделала открытие. У полицейского были яркие, небесно-голубые глаза. Лепет тут же прекратился. Желудок не замедлил заполнить паузу оглушительным бурчанием.
– Когда ты в последний раз ел?
– Позавчера, – созналась она и потупилась, не в силах выдержать пронизывающий взгляд голубых глаз.
Слоун бросил кожаный бумажник на стол. Харгроув всегда носил в нем около сотни долларов. Этой суммы Неду и его дедушке хватило бы на несколько месяцев, но Слоун знал, что это ничего не изменит. Через неделю, через месяц мальчишка снова залезет в чужой карман и рано или поздно наткнется на полицейского или жертву, куда более безжалостных.