Обольщение
Шрифт:
— Ты вот это ищешь? — Джулиан наклонился и поднял с ковра квадратик вышитой ткани.
Сжавшись при мысли, что она не способна справиться даже с носовым платком, Софи выхватила его из рук мужа и проговорила:
— Да, спасибо.
— Позволь мне дать тебе новый. — Он подошел к туалетному столику и взял еще один.
Она взяла платочек и с серьезной озабоченностью вытерлась и спрятала его в карман.
— Спасибо, милорд. Не знаю, что на меня нашло. А теперь, действительно, мне надо принять ванну. Я думаю, вы меня простите, сэр. И мне предстоит
— Да, Софи, — отозвался Джулиан, вздохнув, — я прощаю тебя. Единственное, о чем я прошу, — чтобы ты когда-нибудь простила меня.
И, подхватив свою одежду, он вышел.
Уже поздно ночью Джулиан сидел в библиотеке, вытянув ноги к камину. На столике стояла бутылка кларета. Граф пребывал в скверном настроении.
В доме воцарилась тишина. Еще недавно все в доме суетились, готовя Софи к отъезду. Эта суматоха подавляла его. Он понимал, что будет скучать без жены.
Он налил себе еще рюмку кларета и подумал, не плачет ли сейчас Софи перед сном. Он почувствовал себя ужасно жестоким, заявив, что отправляет ее в Рейвенвуд. Но иного выбора не было. Как только он узнал о ее планах, ему не оставалось ничего другого, как выпроводить ее из города. Она вошла в опасные воды, не умея плавать.
Джулиан сделал большой глоток вина. Должен ли он чувствовать свою вину из-за того, каким способом уговорил Софи? В начале ссоры он сразу сообразил, что она не сможет логически рассуждать о своей безопасности. Чувство собственного достоинства подавило даже инстинкт самосохранения. И он не смог бы применить силу, чтобы заставить ее выполнить его требования. Поэтому следовало поискать к ней другой подход, хотя он и не был уверен в успехе. Он использовал ее чувства к нему ради достижения своих целей.
Он был даже ошеломлен тем, как ее стойкость мгновенно рассыпалась в пыль, лишь только она узнала, что он вынужден будет ради нее рисковать своей жизнью на дуэли. Видимо, она искренне его любит, иначе не поступилась бы своими принципами. Ради него она отказалась от своего главного дела — мести.
Джулиан, покоренный силой ее любви, испытывал огромную радость. Не оставалось сомнений: Софи отдала ему всю себя, она принадлежит ему целиком — наконец-то он смог в это поверить.
Но, испытывая восторг, он в то же время чувствовал мрачное беспокойство, полагая, что она сейчас очень несчастна и причина тому — он.
«Это несправедливо. Все получается не так, как задумывала, когда согласилась выйти за тебя замуж».
К тому же теперь она, возможно, беременна. И он поморщился, вспомнив, как она просила его не спешить приковывать ее к детской кроватке.
Джулиан еще глубже погрузился в кресло и думал, как бы ему оправдаться в глазах Софи. Казалось, он с самого начала повел себя не правильно. «А как мужчина может убедить свою жену, что достоин ее любви?»— спросил он сам себя. Раньше он об этом не задумывался, а после того, что произошло между ним и Софи, вероятно, не решится никогда.
Вдруг дверь за его спиной открылась. Джулиан не оглянулся
— Отправляйся спать, Гаппи. Пусть все идут спать. Я посижу здесь, и тебе незачем бодрствовать. Я прослежу за свечами.
— Я уже отправила Гаппи и всех остальных спать, — раздался голос Софи, которая вошла, тихо притворив дверь.
Джулиан вздрогнул, медленно поднялся, поставил рюмку. Она выглядела такой нежной и изящной в розовом платье с высокой талией. Трудно поверить, что она беременна, подумал он. Ее волосы подняты высоко на затылке и схвачены ленточкой, которая, конечно, уже развязалась. Софи улыбнулась своей милой загадочной улыбкой.
— Я полагал, ты уже в постели, — глухо проговорил Джулиан. Она не плакала и не собиралась с ним спорить или умолять о чем-то. — Тебе надо отдохнуть перед дорогой.
— Я пришла попрощаться, Джулиан. — Она встала перед ним, ее глаза светились.
Он почувствовал, какая тяжесть упала с его плеч. Она больше не горюет, как раньше.
— Я скоро приеду, — пообещал он.
— Хорошо. Я буду без тебя скучать. — Она бережно поправила его галстук. — Но я бы не хотела, чтобы мы расстались в плохом настроении.
— Уверяю тебя, у меня нет дурных намерений. Я только хочу, чтобы тебе ничто не угрожало. Доверься мне, Софи.
— Я понимаю. Временами ты бываешь туповат, упрям и надменен, но ты искренне веришь, что пытаешься защитить меня. И я не хочу, чтобы ты рисковал своей жизнью ради меня.
— Софи, что ты делаешь? — Он удивленно смотрел, как она развязывает его белоснежный галстук. — Софи, клянусь, ты возвращаешься в аббатство только потому, что это лучший выход. И там не так уж плохо, дорогая моя. Ты увидишься с бабушкой и дедушкой, со своими друзьями, которых наверняка пригласишь в гости.
— Да, Джулиан. — Галстук уже болтался у нее на руке, она начала расстегивать его сюртук.
— Если ты действительно беременна, то деревенский воздух гораздо здоровее городского, — продолжал он, лихорадочно выискивая все новые доводы в пользу ее отъезда.
— Без сомнения, вы правы, милорд. В Лондоне смог. — Она принялась расстегивать его белоснежную рубашку.
— Да, я прав.
Новое ощущение, испытанное им, пока она раздевала его, затронуло его чувственность. Он уже не мог ясно мыслить. Бриджи стали ему тесны…
— Я вижу, мужчины всегда уверены в своей правоте. Даже когда они не правы.
— Софи! — Он задохнулся, когда ее пальцы коснулись его обнаженной груди. — Софи, конечно, ты считаешь меня надменным, но…
— Пожалуйста, ни слова больше, Джулиан. Я не хочу больше обсуждать мое возвращение в аббатство. Я не хочу сейчас обсуждать твое высокомерие. — Она привстала на цыпочки и слегка раскрыла губы. — Лучше поцелуй меня.
— О Боже, Софи! — Он жадно приник к ее рту, словно загипнотизированный. Хотя он еще не понял, почему ее настроение переменилось, но решил пока не расспрашивать ее об этом. Когда она еще теснее прижалась к нему, он попытался справиться с собой. — Софи, дорогая, пойдем скорее наверх.