Обольстительница
Шрифт:
В конце концов слухи о том, что Джером Маккензи находится в этой тюрьме, просочились наружу. Янки больше не заботились о том, чтобы хранить это в тайне. Обращались с ним не так уж плохо. Его содержали в одиночной камере размерами десять футов на десять, в которой имелись койка и старый разваливающийся умывальник. Он без конца мерил шагами эти десять футов и почувствовал облегчение, когда ему позволили общаться с другими заключенными. Общение проходило ежедневно в общей комнате в определенные часы. Ел он теперь тоже в компании. Им давали обычную тюремную еду, однако многие пленные конфедераты отмечали, что она намного лучше их армейского рациона. Существовали гораздо худшие тюрьмы, Джером об этом знал. Здесь нередко упоминали
В тюрьме Джером пользовался уважением. При обсуждении различных проблем ему всегда предоставлялось решающее слово, хотя здесь находилось немало офицеров старше его по званию. К его удивлению, янки не испытывали к нему ненависти. Жена одного охранника однажды даже прислала ему котелок с ароматным тушеным мясом – за то, что он, как она пояснила, всегда по справедливости обходился с моряками захваченных им кораблей. В самом начале войны Джером, оказывается, высадил жену младшего брата одного из его охранников на Багамских островах, где ее вскоре подобрал корабль северян. Женщина до сих пор испытывала к нему благодарность. Такое отношение его немного удивляло: он-то сам никогда не считал, что война дает человеку право стать убийцей. Хотя, с другой стороны… кто же они все, если не убийцы?
Большинство охранников оказались порядочными людьми, просто пытавшимися как-то пережить войну. Многие из них до смерти от нее устали и мечтали лишь о том, чтобы Север признал независимость южных штатов.
Однако среди надзирателей попадались и садисты, получавшие удовольствие, например, от того, что опрокидывали ногой миску заключенного с драгоценной едой или сообщали ему плохие новости о родных и близких.
В первые недели в тюрьме Джером почти не спал. Писк и чавканье крыс, их беготня по камере сводили его с ума. По большей части они разбегались от одного его резкого движения. Но попадались и такие, которые не пугались даже тогда, когда он запускал в них ботинком или миской. Одна крыса настолько осмелела, что забралась к нему на грудь, когда он ненадолго заснул. Джерому пришлось отдать ей остатки еды. Он даже дал ей имя – Боргард.
В голове билась одна мысль – только бы пережить это время… только бы выжить…
Дни складывались в недели. Джером слышал новости о продвижении войск по стране. Обследовал тюремные стены и решетки, дворик, куда их выводили на прогулку. Искал возможность бежать.
Одним из самых жестоких был охранник Тэнди Ларсон. Ему никто не приказывал бить заключенных, но он всегда находил для этого повод. Если пленные недостаточно быстро двигались или оказывались не на той стороне двора, он бил их прикладом. Джером с самого начала вызвал ненависть Тэнди Ларсона тем, что схватил того за ворот, вырвал из рук ружье и разбил, после того как он начал избивать прикладом лейтенанта Энтони Хокинса с Миссисипи.
Отовсюду сбежались другие охранники. Оказалось, что Джером лишь оттащил Ларсона от Хокинса, не причинив охраннику никакого вреда. Он не такой дурак и вовсе не хотел, чтобы его пристрелили в застенке. Отсюда должен быть выход, и он его найдет.
С тех пор Тэнди Ларсон всячески вымещал на Джероме злобу. Однажды, вернувшись в камеру с прогулки, капитан Маккензи обнаружил на койке своего друга Боргарда мертвым. Крысе прокололи сердце шляпной булавкой. Конечно, скорбеть о крысе в то время, когда вокруг ежедневно гибли люди, было просто неприлично. К тому же обитатели тюрьмы сами пытались уничтожать крыс. Но Джером успел привязаться к зверьку, который порой казался храбрее многих мужчин. Он никому и словом не обмолвился об этом происшествии. В конце концов, он опозорил Ларсона перед всеми, и тот, конечно, хочет отомстить.
Спустя примерно месяц Ларсон подошел к нему во время мессы. Джером сидел среди других
– Что-нибудь слышали о миссис Маккензи, капитан? Вы, может, и вправду герой Юга, но ваша женушка, скажу вам, воюет намного лучше. Сначала она провела вас, а теперь похитила ваш корабль. – И Ларсон отвернулся с издевательским смехом.
В следующий миг Джером налетел на него как вихрь, повалил на пол, вырвал из рук ружье, придавил коленом горло.
– Говори быстро! Если тебе в самом деле есть что сказать, выкладывай!
Ларсон, задыхающийся, с выпученными глазами, издавал какие-то квакающие звуки. Джером чуть отпустил его горло.
Хокинс подошел ближе.
– Сюда идут другие охранники, с винтовками наготове.
– Говори! – приказал Джером Ларсону. Тот побагровел как свекла.
– Ваш корабль захватили у берегов Флориды, с вашей женой на борту.
– Где сейчас моя жена?
– Этого я не знаю. Думаю, офицеры-янки воздали ей должное за помощь в захвате корабля.
– Где сейчас мой корабль? Где моя команда?
– Кое-кого отпустили, других переправляют в тюрьму «Эльмира». Корабль будет переоснащен. Не знаю, куда его собираются перебросить.
– Капитан! – воскликнул Хокинс.
Поздно. Подбежали с полдюжины охранников. Даже у тех, кто хорошо относился к Джерому, сейчас не было выбора. Приклад винтовки с размаху опустился на его голову. Перед глазами сверкнули искры. Потом наступила темнота.
Очнулся он в камере. Неделю его продержали в полном одиночестве. Голова потом еще долго болела. Вместе с болью вновь вспыхнула ярость. Вначале он представлял себе Райзу на средневековой дыбе, потом на грот-мачте, а рядом – себя самого с девятихвостой плеткой. Однако все эти картины почему-то вызвали у него слабость и тошноту. Он осознал, что хочет лишь одного – встряхнуть ее как следует, а потом наглухо запереть в высокой башне, чтобы она больше никому не смогла причинить вреда. Но как все-таки ей удалось осуществить такой дерзкий план? Одно дело – провести его, мужчину, охваченного страстью, и совсем другое – перехитрить целую команду… Вероятно, она сумела пробраться на корабль – все-таки Райза его жена, ждет от него ребенка, – а потом сообщила командованию янки, куда направляется шхуна. Его люди всегда хорошо к ней относились. Матросы так просто обожали. А теперь половина из них гниют в тюрьме «Эльмира».
Незадолго до Рождества он получил письма от родных. Сидни надеется обменять его на своего кавалериста-янки. Он окончательно поправился. Дядя Джаррет пытается апеллировать к старым друзьям в Вашингтоне, а Брент осаждает начальство в Ричмонде. Йен попытался добиться свидания с ним и получил ответ, что, возможно, свидания будут разрешены в феврале.
И ни слова от предательницы-жены…
В январе замерзающие пленники много разговаривали и вели свою войну – с холодом. Самой большой новостью стал Манифест об освобождении рабов Линкольна, разработанный им еще до Антитама, однако удерживаемый в тайне до какой-нибудь значительной победы северян. К январю слухи о Манифесте об освобождении распространились повсюду. В нем якобы провозглашалась свобода всех рабов в штатах, оппозиционных официальному правительству.
– Но это же нелепость! – восклицал Норман Джей, артиллерийский капитан из Теннесси. – Как Линкольн может дать свободу рабам Юга! И почему тогда не освобождает рабов северных штатов тоже? Как может он провозглашать освобождение рабов во время военных действий!
Джером, внимательно слушавший, пока читали Манифест, горько улыбнулся:
– Мне неприятно это говорить, джентльмены, но, по-моему, этот документ – самое мощное оружие мистера Линкольна.
Эти слова вызвали целую бурю возражений. Заключенные сидели или стояли облокотившись на стол в небольшом дворике. Все дрожали от холода, но прогулка для них была единственной возможностью собраться и поговорить, не опасаясь посторонних ушей. Охранники оставляли их во дворике одних.