Оборот третий. Яйца Нимиры
Шрифт:
Ко мне явилась в дом
Не в пору полнолунья,
А летним ясным днём…
Я затянулся сигаретой и начал кашлять. Кашлял всё сильнее и сильнее, на глазах выступили слёзы. Я вдруг понял, что не могу вдохнуть. Кашель сразу унялся, осталась только мерзкая пхакхинтоска во рту. Она как будто увеличилась, стала твёрдой, зубы без толку скребли по ней. Я хватал воздух ртом, но не мог протолкнуть его внутрь, в лёгкие. Вот тут я познал, что такое паника.
Может, задницей дышать попробовать, как тот ёжик, а? Я ж не на пеньке сижу, а на животе валяюсь. Должно получиться! Просто обяза…
— Тихо-тихо, без паники, — произнёс спокойный голос Кристиана, и его руки вытащили пхакхинтоску из моего рта. — Не дёргайся, береги спину.
— А! — заорал я, вдохнув. — Ты! Я… О-о-о…
— Нет, ну что ты. Ничего такого не было, я просто работал, — усмехнулся Кристиан.
— Уак, — попробовал я обозвать его. Получилось хреново, но он меня понял. Деловито продолжил:
— Шунты я удалил, поражённые ткани — тоже. Образовавшиеся пустоты залил регенерирующей псевдокостной органикой. Со временем состав приживётся в организме и окостенеет, пострадавшие из-за вмешательства стволовые клетки и нервные окончания полностью восстановятся. Если будешь соблюдать назначенный режим и вовремя принимать лекарства, даже шрамов на коже не останется. Сейчас ты накачан обезболивающими, наркоз потихоньку отпускает. Ты пока ничего не чувствуешь, но где-то через час накатит. Болеть будет примерно всё — я не шучу. Постарайся не орать, мы всё-таки в гостинице.
— Кри-и-ис, — простонал я, почувствовав, что возвращаю власть над языком. — Ты… У тебя же там на три недели препаратов накуплено. Что, обезболивающие забыл заказать?
— Нельзя тебе боль глушить, — с каким-то даже сочувствием произнёс Кристиан. — У тебя нервная система перенастраивается. Представь себе человека в абсолютно тёмной квартире. Ему нужно на ощупь понять, где и что находится. Он неизбежно будет на что-то натыкаться, падать, врезаться. Думай об этом так, возможно, тебе будет легче. А если не будет, то думай о том, что я сейчас совершил подвиг, повторить который не сможет ни один хирург в Высших мирах. И знаешь, что мне за это полагается по законам Альянса?
Кристиан резко присел передо мной, заглянул в глаза. Блин, всё забываю, что телом и рожей он — пацан пацаном.
— Медаль? — предположил я.
— Угу. Почти. Принудительная реинкарнация в Преисподних мирах на срок от одной до трёх жизней. Учитывая то, за что меня уже разыскивают — выпишут все девять. И после этого долгая и нудная реабилитация в Нимире с заблокированной памятью. Если повезёт, через три-четыре тысячи лет я смогу осознаться где-нибудь в Средних мирах. И эта жизнь точно псу под хвост, я буду работать на психиатров. Следующая будет чуть лучше. Вот и задумайся. У тебя поболит и перестанет, а я…
— Головка от часов «Заря», — огрызнулся
— А вас не поймают, — усмехнулся Кристиан. — Вы с этой дьяволицей Дианой на одной волне, уж не знаю, каким таким образом это получилось. Она из любой передряги вынырнет сухая и чистенькая, и вы вместе с ней. А нормальные люди, которые волей-неволей с ней связываются, долго и мучительно разгребают последствия. Ну, надеюсь, я сумел тебя подбодрить. Отдыхай, Костя, постарайся поспать. — Он похлопал меня по плечу. — Можешь перевернуться на спину, если хочешь.
Кристиан пошёл к двери. Я заметил, что ни хреновины, ни хренотени в комнате уже не было, даже штатив с капельницей пропал. Кристиан просто вышел, не оборачиваясь, но, не успела дверь закрыться, как внутрь проскочила Диана. Её обеспокоенный взгляд, устремлённый на меня, невольно вызвал улыбку. Надеюсь, не сильно идиотскую.
— Что он сказал? — подскочила ко мне Диана и присела на корточки перед кроватью.
— Что ты — сука.
— Это понятно. А ещё что?
— Что он из-за тебя сгорит в аду.
— Да блин, Костя! Про спину — что?
— А… Говорит, можно на неё перевернуться. Жить буду. Поболит и перестанет.
Диана с облегчением выдохнула. А я почувствовал, что меня потихонечку опять уносят волны забытья.
—…очь?
— А? — встрепенулся я.
— Говорю, перевернуться помочь? — повторила Диана.
— Угу…
Она схватила меня за плечо и медленно перекатила на спину. В позвоночнике что-то незначительно кольнуло. Бли-и-ин, какой давно забытый кайф — лежать на спине! Теперь и сдохнуть можно.
— Диана, пообещай мне одну вещь, — прошептал я, сжимая её руку.
— Чего? — буркнула она.
— Поклянись…
— В чём поклясться?
Я попытался собрать мысли в кучу и выдал:
— Не кури больше никогда! Пхакхинтоски убивают в горле. Дышать нельзя. Не будь ящером, будь сакурой. Я вижу, как закат окна оконные плавит… Нет, не окна — стёкла. Да. Стёкла стеклянные плави-и-ит…
С этими словами я куда-то отъехал.
Кристиан — человек честный, как оказалось. Не соврал. Как только препараты отпустили, я стал вслух мечтать о быстрой смерти. Боль только начиналась в спине, туда она запускала все свои клыки и когти. А уж оттуда распространялась повсюду. Болела грудная клетка, каждый вдох казался подвигом. Болели руки и ноги, шея, голова и даже уши. При этом то и дело что-то чесалось.
Была ночь. Диана на соседней кровати пыталась спать. Я, как мог, старался её не тревожить. Минут десять молча скрежетал зубами, потом не выдерживал:
— Диана!
Она подскакивала, как подброшенная пружиной.
— Что?
— Убей меня!
— Костя, задолбал!
— Если не убьёшь — я тебя ещё не так задолбаю! Ты меня знаешь, я и здоровый неадекватен.
— Попробуй посчитать овечек.
— Не могу!
— А ты старайся!
— Да хрена ж их считать-то, когда ты тут одна всего?!