Оборотни Его Величества
Шрифт:
В поисках поддержки ведунья оглянулась на помощников и решительно указала на дверь:
– Вот что, возвращайся-ка ты домой. Не то сама отведу да велю отцу тебе люлей всыпать! Если с тобой случится что, как я ему в глаза смотреть буду?!
– Куда ж я теперь на ночь глядя пойду? Не ровен час, волкодлаки нападут. Да вы не бойтесь, теть Лин! Я бате сказал, что буду у Пешика ночевать, а у него все в Нагорицу уехали. Да и потом, охота мне с господином эльфом рядышком повоевать, а то вон Жонька еще летом одному коня подковывал, так до сих пор детинкой хвастается, а подержать только Златке дает, да и то не за так, жлоб губастый.
В задаток Лексей получил от господина эльфа профилактическую
Оленину, сваренную для Мирослава, доели подчистую. Вряд ли в ближайшее время укушенному будет до еды. С приближением заката началась ломка: организм метаморфа и знахарские снадобья боролись с проклятой заразой, так некстати отравившей кровь накануне полнолуния и оттого особенно въедливой. Волку связали лапы, но Армалина не позволила бинтовать морду. Да аватару самому не хотелось его мучить: бедняга дышал ртом, вывалив язык, и сколько пену ни обтирали, мокрое пятно расплылось на полподушки. Кицунэ уверяла, что процесс выздоровления идет, как положено, и вроде бы ей можно было верить, но на всякий случай Дан запретил Ирэн и Лешке подходить к кровати.
Плавленым серебром покрыли наконечники болтов и острия промасленных колышков, худо-бедно «выкрасили» меч, кинжал, челюсти капканов и наручи из прочной кожи. Сплавка не была прочной, но на раз хватит. На подшеломник, доставшийся Ирэн (они с Лешкой тянули жребий, и мальчик клятвенно обещал не покидать избу), нашили пробитые гвоздем полушки, приладили тесемки для надежности. Отравленное мясо разбросали за калиткой и во дворе. Помолодевшие усилиями Дана капканы охотно раззявили пасти. Один из них аватар примотал к сосне у калитки, второй – к чурке для колки дров возле задней двери, третий припорошил снегом под окном и протянул цепь к яблоне. Ну что… Все!
– У тебя нос… черный.
– В смысле волчий?
– В смысле грязный, – насупилась Ирэн.
А-а… Во время работы челка лезла в глаза, и Дан, смахивая ее, разукрасился маслом, к которому сразу прилипла пыль. Сейчас не до опрятности, но кэссиди так фыркала…
Дан умылся, постоял у окна, взял меч и вышел во двор. Он не планировал пережидать атаку в избе. Смысл? Ну отсидятся они в безопасности, а проклятые тем временем расшатают двери и высадят окна. Следующей ночью вернутся. Или, разозлившись, в Вилейку пойдут по Лешкиному следу убивать семью будущей невестки.
Веет-воет за окошком,Огонек в моей сторожкеНевелик, да ты приметишь.Следом в след ложится стежка…Ночь стояла ясная, звездная. Как будто Кружевница нарочно отмыла небо, чтобы поглядеть на аватара. Луна сияла по-зимнему высоко. И тишина. Обманчиво-спокойная, не тревожная…
Вышью по снегу рябиной,Боги, духи, берегини —Всех вплету в узор нетканый,Пусть хранят тебя отныне…– Дан! Ты зачем вышел?
– А ты?
– Ну-у… – Ирэн стояла на пороге, прислонившись к косяку. – Хочу сказать спасибо. За кольцо. У меня такого еще не было.
…Пусть вострят твои кинжалы,Калены отводят жала,Да по нашим по законамНе допустят к сердцу жалость…Хруп… Хруп… Хруп…
Скрр-виии…
– Дешевых?
– Да нет! В-общем
– Во дворе их как минимум трое. Взгляни-ка на калитку.
…Пусть удача обернетсяЖелтоглазым Волчьим Солнцем,Песнь охотничья шальнаяПусть летит в мое оконце…Уродливая морда толкнула калитку носом, поднажала и распахнула настежь. Волкодлак замер на границе, навострив уши и широко растопырив длинные лапы. Зеленые навыкате глазищи, в которых ничего человеческого не осталось, светились напускным изумлением бродячего пса, застуканного посреди курятника с хладной тушкой в пасти. Теперь, побывав в бестиарии кэссаря, Дан решил, что внешне проклятые больше всего походят на павианов с собачьим рылом, только куцехвостых и изрядно запаршивевших, но в целом таких же мерзких и клыкастых. А вот характер у обезьян посимпатичнее, да и размеры значительно уступают той орясине, что сейчас прет на чужую территорию. Дан поманил ее пальцем. Тварь шагнула во двор. Хруп… Хруп…
– Ву-у-у!!!
Щелк! – Ирэн выпустила болт точнехонько в подставленное горло, прежде чем пойманный капканом волкодлак забьется на цепи.
…Обождет заря под стрехой,Нынче славная потеха!Резвись, суженый, желанный, —Россыпь звезд по белу меху… [31]Хруп-хруп-шшуххх!
Перед лицом заискрился сметенный вниз иней.
Описав дугу понизу, меч вспорол прыгнувшую с крыши тварь от паха до грудины. Требуха брякнулась рядом с телом. Рубящий удар поперек шеи прикончил волкодлака. Над ранами не успел подняться дымок, а по высеребренному луной снегу уже летела собранная в копье тень. Этот замешкался, и зря. Надо было прыгать одновременно с предыдущим и атаковать врага со спины. Улучив момент, когда согнутые лапы твари уйдут в снег по локоть, Дан засадил меч под левую лопатку, провернул. Рубил голову машинально, хоть нужды не было.
31
Обережная песня-наговор «Ворожея», традиционно исполняемая неверрийскими девушками в ночь Ярицы.
Хруп-хруп-хруп – осторожной трусцой.
– Р-р-р-ыыы…
– Тяв-тяв-в-ууу…
Они бродили за домом – разозленные, но уже наученные горьким опытом первопроходцев.
Челка прилипла ко лбу, изо рта толчками вылетал пар. Пониже солнечного сплетения разгорелась саднящая боль, вдобавок навалилась дурнота – не до конца залеченный результат позорного пленения. Опираясь на меч, Дан обернулся к Ирэн:
– Четверо, кажется, и еще один скулит. Похоже, скадарская кухня пришлась ему не по нутру. А это что за…
В доме гулко грохнуло нечто чугунное. Вопль испуганной женщины перебил низкий угрожающий рык. Посуда загремела громче и как-то печальнее – видимо, в ход пошли глиняные миски, чья летопись, как правило, обрывается, когда милые затевают разборки по-крупному. Лязгнула рывком распахнутая дверь, в сенях затопотали.
– Мирослав… того! – объявил бледный Лешка. – Теть Лина дверь держит, а я – к вам.
– Болты прихватил?
– И нож, – кивнул мальчик. – А факел – не успел.
Ничего, Мирослав не вырвется. Дверь открывается вовнутрь, и у взбесившегося волка просто не хватит ни ума, ни возможности потянуть ее на себя.